Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти
Выходец уперся ручищей в похожее на бесхвостую рыбу дерево, и оно сморщилось и закачалось, от чего у Матильды закружилась голова. Пошатнувшись, женщина ударилась плечом о стену. Другую, и все равно по телу змеей проползла судорога, напоследок впившись в виски острыми игольчатыми клычками. Темень стала прозрачной, но рассветом это не было, как и сном. Голова раскалывалась, и Матильда не заметила, как откуда-то выскочило четверо или пятеро безликих людей. Они окружили кого-то в богатых одеждах, блеснула сталь, и тут мимо принцессы прошел кто-то в багряном. Увидел, что убивают. Встал в стороне, стал ждать.
Дерево-рыба покрылось трещинами, будто чешуей, и осыпалось, показалась штукатурка, мутно-серая, как туман. Матильда отвлеклась не больше чем на мгновенье, но убийцы успели швырнуть жертву на колени. Мелькнула удавка, созерцатель в багряном медленно повернул белую голову, умирающий дернулся и пошел той же чешуей, что и дерево. Теперь со стены осыпался уже он, вместе с душителями и седой, так и не обретшей лица фигурой. Фреска исчезала, оставались пятна, темные и светлые, они двигались, дрожали, расплывались, вызывая тошноту. Женщина зажмурилась и поняла, что смотрела не туда. Ее заворожило рыбье дерево, и она почти забыла... Ведь она шла, чтобы сказать... Что? Кому? Зазвенело. Рядом, возле самых ног. Алатка опустилась на корточки, не глядя чего-то коснулась, и оно ответило струнным всхлипом.
Матильда торопливо прижала струны к горячей древесине, успокаивая, будто лошадей. Вспомнила! И опоздала. Ворона и Валме уже не было, только на ставшей пустой стене таяла грубо намалеванная кляча, на которой сидели двое. Ни пестрых деревьев, ни убийств, только исчезающие бесформенные пятна и алая ройя. Живой кровавый мазок средь бесцветной мути... Разбитая в кровь рука!
— ...вца заблудшая! Вот ведь неразумная!
«...вот ведь неразумная...» «вот ведь... фокэа!» «Слышите, фокэа? Они идут. Я уйду — они станут видеть; вы скажете — они запомнят. Только не ждите, не слушайте, не отвечайте, пока не скажете все...»
— Маршал Алва! — заорала Матильда. — Рокэ! Зверю цена жизнь, а смерть — цена зову... И еще... Нельзя расплескать колодцы!!! Слышишь?!!
Алое пятнышко не отвечало и не бледнело, а к нему подбирался седоголовый багряный столб. Чтобы заслонить, высушить, выпить...
— Колодцы, — просила алатка, — нельзя... Колодцы...
Багряное затянуло алое и стало серым. Никаким. Пустым. Все ушли, и всё ушло.
— Что такое, овца ты заблудшая? Какие колодцы?
— Это все из-за тебя! — Кулаки с ненавистью замолотили по здоровенной черной туше. — Если б ты меня не уволок... жениться... я бы помнила! Помнила и сказала... Вовремя!..
— Всему свое время! Время помнить и время забывать... Время спать и время бодрствовать. Испей.
— Хряк ты эдакий!
— Пей, чудо ты мое непотребное...
Матильда хлебнула. Это была тюрегвизе! Перец с порохом и память, вот только их сейчас и не хватало... Из глаз хлынули слезы. Сами и много. Сперва слезы, за ними — слова. Великолепную Матильду куда-то вели, волокли, тащили, а она говорила и говорила — ругалась, вспоминала, жаловалась, объясняла, богохульствовала... Отец, Ферек, Анэсти, Адриан, Эрнани с Идой, шад, Робер, Альдо, Удо, Лаци, Левий, даже Бочка с Мупой, даже кладбищенский лев — все они возвращались, чтобы уйти, кто в свою смерть, кто — в свою жизнь... Из ее — в свою! Злоба, обиды, потери осыпались, как рыбье дерево: были гадкие рисунки — стали пятна. Были пятна — стали цветы. Розы и колокольчики вновь взлетали к потолку и вновь ложились к ногам сине-красной, пахнущей летом надеждой. Сквозняк растрепал догорающие свечи, гитарной струной тенькнула, просыпаясь, птица... А потом ее высочество обнаружила, что лежит в собственной спальне, уткнувшись лицом в подушки, и на ней ничего нет, а вот в ней, наоборот, кто-то есть. И пропади оно пропадом, это одиночество!
— Тучные пажити вопиют о добром пахаре. — Бонифаций погладил щеку супруги, встал и распахнул окно. Матильда тоже вылезла из постели и не пожалела. Рассвет был красив, и она... они его не пропустили! Женщина всхлипнула и деловито поцеловала его преосвященство в породистый нос. Супруга духовного лица, твою кавалерию!
Глава 6
Талиг. Южная Марагона. Мельников луг
Талиг. Надоры
400 год К.С. 15-й день Летних Волн
1
Утро пришло гораздо раньше, чем хотелось, вернее, оно еще не пришло, а вставать уже пришлось. Большая часть армии спала — накануне сражения солдатам давали отдохнуть подольше, но господа генералы подобной поблажки не имели. Конечно, будь Жермон тонкой натурой, он бы в ночь перед битвой не сомкнул глаз и написал бы какой-нибудь рондель, но генерал уродился человеком грубым и толком продрал глаза лишь над миской с кашей. Рядом зевал столь же неутонченный Арно. Жермон в последний раз потянулся и спросил:
— Не выспался?
— Угу, — признался теньент, потом мотнул льняными вихрами и добавил: — Мой генерал.
— И я «угу»...
До «Маршальского», как уже стали называть курган, откуда вчера следили за подходом Бруно, скакали галопом. Чтобы окончательно прийти в себя.
Солнце только начинало подниматься за спиной у просыпающейся армии, постепенно высветляя противоположный край поля. Фок Варзов еще не появлялся, дриксов было не разглядеть, и Ариго, кивнув свитским, сосредоточился на своей стороне, благо лучшего места для наблюдения нельзя было и желать. Самый высокий из всей с севера на юг пересекавшей Мельников луг гряды, Маршальский предоставлял устроившимся на его макушке отличный обзор, чем Жермон и воспользовался.
Первое, что бросилось в глаза: Вейзель за ночь успел сделать больше, чем можно было надеяться. Три хорошо укрепленные батареи уютно устроились на обращенных к противнику склонах курганов: большая — на Маршальском, чуть в стороне от ставки командующего, две поменьше — на флангах, у Маллэ и на доставшемся Ариго придорожном несчастье с полностью лишенной растительности вершиной. С новым украшением Лысый уже не казался столь уязвимым: пушки за спиной успокаивают, даже если сами являются для противника желанным призом.
— Ну и как? — похвастался Вейзелем подошедший Давенпорт. — Ничего наш бергер нагородил?
— Я не столь сведущ, чтобы в полной мере оценить, но выглядит все очень серьезно.
— Так ведь Вейзель! — явно делано хохотнул Энтони. — Дальность стрельбы этих тяжеловесов, если я не забыл еще цифр, позволяет перекрестным огнем обстреливать вражеский центр, а при необходимости и поддержать свои фланги... Ариго, может, мне не ждать маршала? Вряд ли он изменит диспозицию, а время упустить можно!
