Вера Петрук - Индиговый ученик
-Асса!!!
От разочарования не осталось и следа. Подходя к воротам, Регарди почти ощущал себя героем. Ни одна драка в Балидете не заканчивалась подобным образом. Чем громче кричала толпа, тем явственнее ощущался ее восторг. Теплые волны обожания омывали его тело, грозя сбить с ног и поднять до небес, в рай, к богам, к звездам. Это было новое, странное чувство. Оно опьяняло и кружило голову. И хотя рядом шли другие воины, Арлингу казалось, что все это только для него. Восторженные крики, нежные лепестки амарантов, спрятавшееся за тучу солнце, древние руины, горячий песок и даже свободный ветер – все принадлежало ему. Любовь толпы так настойчиво стучалась в сердце, что он не выдержал и сдался. Закрыв глаза, которые все равно были ему не нужны, Регарди проделал последние до ворот шаги, купаясь в совершенном блаженстве. Он был слепым, чужаком, драганом, человеком без родины и дома, но они его принимали. Застряв между Севером и Югом, между Согдарией и Сикелией, он, наконец, чувствовал себя своим. Участвовать в Боях Салаграна стоило ради одного этого момента.
Но в камере подземной галереи все оказалось иначе. Мираж прошел, словно случайный утренний дождь, от которого к полудню не осталось ни капли. Первой проснулась боль. Ныли помятые ребра, зудели царапины и порезы, наливались кровью синяки, но исследовав себя, серьезных ранений он не нашел. Тело слушалось хорошо, хотя и вело себя странно. Прислонившись к шершавой стене, Регарди почувствовал, как его пробирает дрожь. С одной стороны, ему нестерпимо хотелось вернуться на арену, а с другой – покинуть это место как можно скорее. Он не мог подобрать слов, но ощущал интуитивно – так, как чувствовал горящую свечу на другом конце стола – ему не нужно было здесь находиться. Что-то произошло с ним там, на арене, и это что-то было не тем, о чем можно было хвастаться перед друзьями или учителем. Такое стоило держать в глубокой тайне, не доверяя воспоминаний даже себе самому.
«Ты прошел первый круг, выжил, вернул долг Сейфуллаху и можешь вернуться домой», – прошептал тихий голос, молчавший во время боя. Иман примет тебя. Всегда можно придумать подходящую ложь, в которую учитель поверит, потому что ты ему нужен. Возможно, накажет, но это будет даже хорошо. Бои Салаграна – обман. Они не дадут ничего кроме новых вопросов.
Лихорадка отступила внезапно, оставив его наедине с тараканом, выползшим из щели посмотреть, зачем человек бьется затылком о каменную стену. Словно ему было мало крови, которая покрывала его с головы до ног. Оторвав кусок ткани от рубашки, Арлинг принялся тщательно обтираться. Он ничего не имел против собственной крови, но кровь врагов жгла кожу.
Почувствовав устремленный на него взгляд, Регарди бросил тряпку и медленно подошел к двери. Хорошо, что Азатхан не пришел раньше. Момент слабости испарился, а мысли обрели прежнюю ясность. Утешать себя было поздно. Иман давно сделал выбор, так же, как и сам Арлинг. Когда-то они действительно были нужны друг другу, но от тех времен осталась лишь горстка пепла. А сейчас он был нужен только той толпе, которая восторженно приветствовала его победу. По-настоящему нужен. Пусть и до тех пор, пока его самого не отправили на тот свет.
– Ты прошел первый круг, – вкрадчиво произнес полукровка.
– Знаю. И готов пройти еще один.
– Все было так легко? – в голосе Азатхана послышался сарказм, но Регарди на мнение полукровки было наплевать.
– Легче, чем дыхание ветра.
– Уверенный, смелый, дерзкий. Люди Бархатного Человека все такие?
– Только Жестокие.
– Мне кажется, я тебя где-то видел. – Азатхан приблизил лицо к решетке, разглядывая его. – Ты бывал в Балидете раньше?
– Нет, – уверенно произнес Регарди. – Может, ты встречал моего деда? Уж он-то в свое время всю Сикелию исходил. Говорят, я на него похож. Но старик давно помер, не стоит его беспокоить.
– Мертвецы в городе – плохой знак, – хмыкнул Азатхан. – Особенно, если видишь их совсем недавно.
– Мне казалось, мы говорим о втором круге, а не о моих предках.
– В каком-то смысле, это одно и то же, – прищурился полукровка. – Значит, остаешься. По правилам, я должен спросить тебя два раза.
– А есть правила?
Азатхан сарказм проигнорировал и замолчал, видимо, посчитав, что сказал достаточно. Арлинг тоже так думал. Слова были не нужны, потому что все было решено давно. Задолго до того, как Сейфуллах встретился с ним на Огненном Круге.
– Я остаюсь, – улыбнулся Регарди. – Надеюсь, вы подберете мне достойных противников.
* * *– Гракх Флерийский против Мистака из Фардоса, – голос госкона охрип, но не утратил своей внушительности. Иногда Регарди казалось, что он раздавался из нависшей над ними тучи, брюхо которой опустилось так низко, что почти скребло по верхним рядам амфитеатра.
Это был его третий бой, но солнечный свет еще пробивался сквозь облака. Арлинг хотел бы, чтобы день длился вечно, а Бои Салаграна никогда не кончались. За проведенные на арене часы, которые показались секундами, он разучился жить, как прежде. Ему нужен был новый путь, и Регарди был уверен, что чувствовал его где-то рядом. Главное – не оступиться и не свернуть в сторону, потому что там, за ареной, амфитеатром и руинами, лежала выжженная солнцем пустыня, которая ждала его, чтобы снова превратить в слепого калеку. И учителя, который спас его от слепоты много лет назад, рядом могло не оказаться. Теперь он должен был полагаться только на себя.
Люди, сидящие наверху, перестали существовать давно, плавно покачивая пустыми головами. Ветер влетал в их разинутые рты, дергал за руки и ноги, шевелил высохшими волосами и звенел залетевшими внутрь песчинками. Кричал тоже он – на разные голоса, так, как это умеет делать только ветер пустыни, настоящий теббад, сын свирепой бури и безжалостного мрака.
Сбросив морок, Арлинг пропустил удар кучеяра и, зажав его кисть, атаковал противника локтем, добив тем, что попалось под руку. А под руку попалась маска врага, которая с силой врезалась в кадык фардосианина. «Палочка для еды остается палочкой для еды до тех пор, пока вы не решите использовать ее как нож», – учил иман. Регарди хорошо помнил его уроки.
– Асса, асса!
Теперь Арлинг и сам стал ветром. Время не поспевало за ним, а он не собирался его ждать.
Регарди выбивал врагов из ритма, не давал опомниться, применял неожиданные техники, невозмутимо атаковал снова и снова, впитываясь в противника, словно масло в кусок шелка. И еще он кричал – много, долго, с каждым ударом. Он умел убивать бесшумно, но сейчас ему не хотелось сдерживать эмоции. Они вздымались в нем, словно морские волны во время бури. Иман верил, что с помощью голоса можно управлять огнем, ветром и волнами. Арлинг верил, что крик побеждает смерть.
