Денис Субботин - Огненный дождь
Он угадал! К осени ушли гардары, а первый выпавший снег покрыл собой следы отступивших полков торингов. Годом спустя мирный договор был подписан в присутствии обоих дворов, на границе, под развалинами Малого Кирифора. Единственного базиликанского города за Златогорьем, оставшимся под властью Филиппа. Война, которой суждено прозвание Великой завершилась там же, где и началась. Вряд ли кто мог быть доволен её итогом.
Эпилог
Минуло два года после Войны и мир Терры успокоился. Оплакали павших, отогрели замёрзшие на войне сердца живых… Вновь началась обычная жизнь. Мирная жизнь.
Вернувшиеся в Холмград воины занялись тем, чем занимались раньше, до Войны – ратаи – к плугам, охотники – в леса, ремесленный люд – в мастерские. Только вот дружину совсем юному владетелю рода Медведя Изяславу пришлось набирать заново. Из дружины хорошо если каждый десятый вернулся. Половина – израненная. Из отроков вообще двое вернулись.
Впрочем – всё ещё возвращались. По сию пору из базиликанского плена возвращались слепые калеки. Их привечали – героев. Князь специально для них построил огромный дом… в дальнем конце Гончарной улицы. Там и жили те, кому некуда было идти. Случались и такие – два года, да год войны – срок огромный. Не каждый дождётся. И тем более не каждый примет и приветит слепого прихлебалу, когда вокруг – тяжкие времена, чуть ли не голод.
Два года прошло…
Очередного слепого воина, идущего, впрочем, пусть медленно, но ровно и – прямой походкой уверенного в себе человека, пропустили через Золотые ворота под самое закрытие. Уже стемнело, да ещё и дождь моросил целый день – ни зги не видно. Был Серпень, обычно ласковый и нежный, но по небу, заслоняя медленно бредущее к зениту Влесово колесо, неслись во весь опор чёрные тарпаны-тучи. Похоже, сам Перун прогневался на кого-то. И дождь не разряжал тучи, они только ещё больше чернели… Быть грозе!
-Поспешай, отче! – напутствовал седого старца с грязными и наверное вшивыми космами до пояса добросердечный стражник. – Идти-то есть куда? А то в Гончарный иди. Там всех привечают!
Странник коротко кивнул и быстро, уверенно пошагал вглубь города. Непохоже, чтобы путь его лежал на Гончарную улицу.
-Ишь ты, и повязка ему не помеха! – пробормотал добросердечный стражник.
Второй только вздохнул. Его брат – старший брат, княжеский дружинник Ждан – навсегда остался на полях под Миллениумом. Он, правда, всё равно надеялся, а жену брата и братучадо, родившееся уже после его ухода, взял на себя, меньшими. Так завещал Род…
-Ждут поди! – продолжил тему один стражник.
-Ждут ли? – вздохнул второй…
Странник был уверен – ждут. И знал, куда идти – сотни, тысячи раз хаживал этим путём, к Крому княжескому.
Прохожих было мало – час поздний, князь юный, дружина неопытная… душегубы расплодились в Холмграде! Лишь однажды Ярослав пересёк дорогу отряду дружинников, куда-то поспешавших. Впрочем, эти охраняли не покой уличный, но своего господина. Или госпожу – на слух не определить, только и ясно, что возок едет.
Молодой, наверняка дюжий и несомненно дерзкий сотник резко и угрожающе просвистел плетью над самой макушкой странника:
-Прочь с дороги! Смерд…
Ретивец, выслуживался… За что и поплатился. Слепец внезапно шагнул на звуки, в его сторону, выбрасывая как копьё своё тяжёлый посох. Сотник, получив концом дубины под душу, захрипел и тяжело рухнул с коня в грязь. Не спасла даже кольчуга… Впрочем, в себя пришёл быстро.
-Ах ты ж… - грязно выругался сотник, подхватываясь с земли. Глухо зазвенела сталь, обнажился длинный и остро заточенный клинок… Вокруг, заставляя бешено бурлить кровь, хохотали дружинники.
-Стой! – остановил его, готового убить, молодой и звонкой голос. Женский голос, от которого слепец вздрогнул, как от укола.
-Княжна, он… -
-Не смей и пальцем тронуть его! – сурово обронила княжна Умила, выходя под морось из крытого возка. – Это – один из тех славных воинов моего несчастного брата!
Она подошла совсем близко, заставив затрепетать ноздри странника.
-Не гневись на него, хоробр! – тихо сказала Умила.
-Я не гневаюсь на людей, которые служат Коло, живущему на земле! – так же тихо ответил слепец. – Я никогда не обижался на твоих людей, княжна Умила!
-Ты знаешь меня? – искренне изумилась Умила. – Прости, я не могу вспомнить тебя! Ты из дружины?
Странник промолчал.
-На вот, возьми! – княжна, не скупясь протянула ему калиту с крутыми боками. Рука так и осталась висеть в воздухе.
Повисла напряжённая тишина.
-Госпожа! – кашлянул молодой сотник. – Поспешать надо, князь ждёт! Ты ведь знаешь, он не любит, когда ты ездишь по ночи… Да и Перун сегодня гневен, быть грозе!
Умила вздохнула, но – грозы она всегда боялась – подчинилась. Кошель, впрочем, протянула бедняге-сотнику, жестом решительно приказав, чтобы с кошелём не возвращался. И ушла обратно в возок, не заметив, как отчаянно потянулся за ней слепец.
Через несколько мгновений отряд тронулся с места, по краешку улицы объезжая две замершие одна против другой фигуры.
-Слышь, отче! – окликнул сотник слепцы. –Ты не серчай. Всякое бывает. Я ж не обижаюсь, что ты меня щенком при моей сотне ославил! Возьми кошель, прошу!
-Отче… - горько усмехнулся бродяга. – Тебе сколько лет-то, сынок? А кошель… Баш на баш. Передай это княгине. С моим благословением на вечные времена.
То, что он протянул, было оберегом. Потемневшим от времени и влаги – пота и крови. Сварогово коло. Сотник не таясь скривился, но оберег взял. Не посмел не взять… Сам же вложил в ладонь калеки калиту с серебром, лихо взлетел в седло коня… Да и помчался догонять своих.
Тучи наконец прорвало. Хлынул настоящий ливень, загромыхало оглушительно и в свете молний слепец мог бы узреть как сотни догнал возок и, склонившись в седле, протянул оберег внутрь. Возок остановился почти сразу, а возницу, как и всю сотню сбросило на землю от страшного крика княжны. Умила выскочила наружу, шатаясь и шагая словно сама вдруг ослепла. Через мгновение, повинуясь её приказу, воины убрали обнажённые было мечи, а ещё через миг бросили коней назад намётом.
-Искать! – гнал их крик-стон Умилы. – Искать!!!! Приведите сюда! Силой, лаской… Искать! Привести!
Княжна опустилась прямо в грязь – ноги не держали, а поймать не успели. Поднимать её пришлось силком. Умила что-то бессвязно бормотала и только юная чернавка разобрала, что это было имя. Мужское имя. То самое, что госпожа до сих пор поминала только в ночных кошмарах. Подружки как-то раз проговорились, что то – имя молодого и лихого сотника, сгинувшего на чужбине.
