Пола Вольски - Великий Эллипс
Ну где же этот планер? Он ведь уже должен бы вернуться? Она нервно ходила взад и вперед. Имменцы ее не замечали. Как раз в тот момент, когда она собиралась с духом, чтобы обратиться к ним с расспросами, ущельный планер выплыл из тумана и мягко спланировал на заснеженную площадку на вершине скалы, проехал небольшое расстояние на своих полозьях и остановился. Пилот спрыгнул на землю.
Не успел планер приземлиться, помощники вскочили и с трудом по снегу бросились к нему. Пропустив веревки через пару ушек, прикрепленных к корпусу планера, они поволокли его к пусковому устройству и тщательно закрепили. Пилот вновь занял свое место и кивнул Лизелл.
— Ну, теперь ты, — скомандовал он.
Она медлила. Планер, взгроможденный на арбалет, выглядел хрупким и призрачным, похожим на гигантского мертвого мотылька, доверия он не внушал. Взмывать на нем в небо не хотелось.
— Садись, — настаивал пилот. — Это не опасно.
Бессознательно она отрицательно замотала головой.
— Ну, как знаешь. В любом случае деньги останутся мне. Они теперь мои. — Краем глаза она увидела ухмыляющихся помощников, и это заставило ее принять решение. Высоко вскинув голову, с суровой решимостью, которая только усилила веселость имменцев, она подошла к «дохлому мотыльку». Кто-то помог ей забраться на сиденье пассажира — хоть бы они успели запустить его до того, как она передумает лететь.
Они успели.
Пусковой крючок щелкнул, клешни лебедки разжались, канат отцепился и планер, вызвав у Лизелл приступ тошноты, взлетел ввысь. Сила неожиданного подъема вдавила Лизелл в сиденье. Унизительный визг был унесен порывом ветра. Зажмурив глаза, она вцепилась в хрупкий корпус планера.
Добрых две минуты она была в полной прострации, ничего не осознавая, кроме бьющего в лицо леденящего ветра, вызывающих тошноту воздушных ям и увеличения скорости планера. Затем любопытство взяло верх над ужасом, и она открыла глаза, чтобы посмотреть вниз. Сквозь туман, на расстоянии сотен футов внизу, она увидела Вежневку, стремительно несущуюся по дну узкого горного ущелья. Вокруг возвышались заметенные снегами горы, их суровое величие и торжественность были той картиной, которая навсегда остается в памяти. Вскоре она начала восхищаться тем, с каким умением и сноровкой пилот натягивал и отпускал вожжи, ловя воздушные потоки. Новая радость и робкое, но приятное возбуждение вернули ее к жизни, и к тому времени, когда планер начал снижаться, направляясь в сторону снежного поля на противоположном берегу реки, ей стало жалко, что полет подошел к концу.
Брюхо планера взметнуло снег по сторонам. Немного проехав вперед, планер остановился. И тут же подскочила пара бородатых рабочих, чтобы оттащить его назад, к ровной площадке на вершине горы, где стоял еще один арбалет, точно такой же, как и на Имменской стороне, а рядом с ним три крепких деревянных дома. Когда планер подтащили ближе, Лизелл рассмотрела на одном из домов большую вывеску, свидетельствующую о назначении деревянной постройки, но вывеска была на разаульском, который Лизелл не понимала. Наверное, это какая-нибудь конюшня или еще что-то в этом роде.
Планер вновь, уже окончательно, остановился. Пилот и пассажирка спрыгнули на скользкий, хорошо утоптанный снег. Лизелл увидела Каслера, идущего к ней, и приятное возбуждение, родившееся во время полета, усилилось. Он ее ждал. Он принес в жертву выигранные полчаса времени — не бог весть сколько, но все-таки — он ждал ее. Он улыбался ей, и она вынужденно подавила порыв — совершенно неуместный — побежать ему навстречу.
— Я рад видеть тебя целой и невредимой, — сообщил Каслер.
Она привыкла к такой формальности в их отношениях, и она ее больше не шокировала своей вычурностью и холодностью.
— Я беспокоился о тебе, — добавил Каслер.
— И я тоже, — ответила Лизелл, сдерживая желание протянуть руку и коснуться его, — беспокоюсь о тебе. И я рада видеть тебя, но тебе не следовало меня ждать. Мы — участники гонок, соперники. Помнишь, что ты сказал…
— Я не забыл, — заверил ее Каслер, — и убеждения мои не изменились. Однако, в этом случае я обязан был тебя дождаться. Похоже, что у хозяина этого предприятия, — он махнул рукой в сторону дома с непонятной вывеской, — остались только одни сани. И узнав, что ты скоро прилетишь, он отказался сдать эти сани в мое единоличное пользование, он желает получить двойную цену.
— Понятно, — кивнула Лизелл, чувствуя некоторое разочарование, и тут же ее пронзила мысль: А откуда хозяин узнал, что я прилечу? Конечно, пилот мог проболтаться. Но может быть, объяснение в другом? Она заглянула Каслеру в глаза, но вместо ответа нашла лишь сияние небесной голубизны.
— Нам придется ехать в санях вдвоем, — продолжал он. — Только на такое условие хозяин согласился.
— Вдвоем так вдвоем, — согласилась она философски.
— Он даст нам возницу.
— А-а, — снова их не оставляют наедине.
Подошел хозяин саней — дородный, бородатый горец, одетый, как пещерный житель, в кожу, отороченную лохматым мехом, и очень плохо говорящий по-вонарски. Сделка заключилась быстро, деньги перекочевали из одних рук в другие, появились сани и возница. Сани оказались старыми и побитыми, но полозья были острые и надраенные. Две лошади, запряженные в сани, тоже казались старыми и поношенными. Водитель, приземистый и лохматый, как-то загадочно посмотрел на Каслера, и Лизелл, слегка похолодев от волнения, вспомнив, что Грейсленд и Разауль сейчас находятся в состоянии войны. Согласно последним сообщениям газет, которые попадали ей в руки, грейслендская Северная Экспедиционная армия двигалась на север, к столице Разауля — Рильску, стараясь успеть до весенней оттепели, которая на несколько недель превратит земли в непроходимые болота. То, что местный предприниматель сдает свои сани грейслендскому офицеру в форме, предполагает две возможности: либо разаулец очень падок на деньги, либо этот участок Брюжоев уже оккупирован грейслендскими войсками. А может быть, и то и другое одновременно. Площадка, на которой приземлился ущельный планер, находилась на расстоянии одного дня пути от Брюжойского тракта — древней дороги, вьющейся между горными хребтами и соединяющей равнинную и горную части Разауля. Невозможно, чтобы войска захватчиков так стремительно продвинулись вглубь и успели овладеть этой жизненно важной артерией.
Скоро она все узнает. Она намеревалась спуститься с гор по Брюжойскому тракту — при условии, что дорога открыта для передвижения по ней гражданских лиц. Далее ее путь должен будет повернуть на северо-запад, к княжеству Юкиз, следующей остановке на маршруте Великого Эллипса. Юкиз — крошечная независимая территория, принадлежащая северным народностям, проживающим на северо-западном побережье Верхнего Разауля, придерживающаяся строжайшего нейтралитета, признанного всеми цивилизованными государствами, включая Грейсленд. В требования гонок не входило обязательное получение разаульского штампа в паспорте — таким образом проявился здравый смысл Безумного Мильцина, признавшего реальность войны. Но кратчайший путь в Юкиз лежал как раз через зону боевых действий.
