KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Фантастика и фэнтези » Фэнтези » Елизавета Манова - Один из многих на дорогах тьмы…

Елизавета Манова - Один из многих на дорогах тьмы…

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Елизавета Манова, "Один из многих на дорогах тьмы…" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

И Другой вдруг опять появился во мне. Он ничего не сказал, просто что-то в нас изменилось.

Лестница кончилась, а мы все шли в темноте, жрица вела меня уверенно, как при свете. А потом я услышал Голос.

Он был, как шум бегущей воды, как ветер, плачущий среди скал, как дальний звук боевой трубы. Он родился вкрадчивый, еле слышный, а потом вдруг обрушился на меня — громом, болью, холодом и огнём.

И снова Другой меня заслонил; он был вокруг, как стена, он все забрал: огонь и холод, и боль, но голос Тьмы просочился сквозь стену, такой прекрасный, такой зовущий, он обещал, он упрашивал, он молил, и я не мог… я пошёл за ним.

— Торкас! — отчаянно крикнул Он. — Торкас! Держись! — но я уходил, и он всей силой своей, всей своей волей не властен был меня задержать.

— Торкас, борись! — молил он, и я попробовал сопротивляться, но я не мог, голос Ночи был сильнее меня.

— Мама! — позвал я. — Мама! — и мир вокруг зашатался, и что-то огромное, тёмное рухнуло на меня…

Рёв разъярённого зверя — Безымянный понял, что он один. Чёрный удар раскалённой злобы — стены дрогнули и качнулся пол; жрица рухнула на колени, прижимая ладони к лицу.

Бог бушевал: он больше не защищался, он разил, он рушил, он убивал. Он был чёрное пламя, он был средоточие тысяч смертей, он разил прямо в сердце Великой Тьмы, и она исходила болью от страшных ударов, корчилась, поддавалась, отступала назад…

Все рухнуло, все погибло, уже ничего не исправить…

— Мать! — воззвала она. — Великая Мать! Смирись! Мать! — взмолилась она, — смирись, он тебя убьёт!

И святилище опустело. Только облако жгучего мрака, только боль…

— А! — сказал бог, — ты жива? Жаль. Ничего, ты скоро подохнешь. Подыхайте все, — сказал бог. — Не стоит моего мальчика ваш поганый мир…

Он замолчал, он уже уходил, и тогда она закричала.

— Бог! — кричала она. — Великий бог! Смилуйся! Пощади!

Но он только злобно засмеялся в ответ.

Она не сумела встать и поползла за ним.

— Боже! — кричала она, — погоди! Послушай, Мать говорит со мной! Боже! — кричала она. — Торкас не умер!

И он остановился.

— Бог! Мой великий бог, я не знала, что вас двое, и Изначальная Тьма разделила вас. Твой сын будет жив, если ты сумеешь уйти!

— Хороший совет! — прорычал он. — Чтобы уйти, я должен убить его тело!

— Нет! — сказала она. — Нет! Послушай, — сказала она, — я не знаю, что это значит. Слова лишь приходят ко мне, и я повторяю их. Мера за меру, — сказала она. — Мир спасённый за мир убитый. Ты — свой судья и палач, отдай же свой долг и отпусти себя на свободу. Ты получишь свободу, — сказала она, — а сын твой получит жизнь.

Он вдруг оказался рядом, схватил её за плечо и поднял с земли, как обрывок ткани.

— Гляди в глаза! — приказал он, и она ответила с жалкой улыбкой:

— Я не вижу тебя.

— Я тебя вижу, — сказал он угрюмо, и чёрное пламя коснулось её. Тяжёлая, душная, тёмная сила сдавила её, как огромный кулак.

И отпустила.

Бог ушёл.

Была беспросветная ночь, когда он вышел из храма. Он не думал, что это длилось так долго. У Вечности нет часов.

Он шёл один… один… один… только он, и одиночество было страшнее всякой боли. Века одиночества — и коротенький миг теплоты. Лучше бы сотня смертей, чем эта потеря. Это я виноват, подумал он горько, это я его погубил…

Он шёл — и боль бушевала в нём. Дурак, я думал, что боль мне уже не страшна. Я просто забыл, что есть и другая боль. Боль вины, боль потери, боль последней разлуки… Я его потерял, горько подумал он. Даже если старуха не врёт, я никогда его не услышу. Никогда мы не будем вместе — только я или только он…

Он заставил себя остановиться. Он не мог одолеть эту боль. Он просто стоял и ждал, когда она чуть притупится, пока можно будет терпеть. И когда стало чуточку легче, он сказал себе:

— Ладно! Пускай это будет он. Я заплачу свою цену.

Он помедлил, невольно всматриваясь в себя, безнадёжно на что-то надеясь. Всей тоской своей, всей болью своей потери он пытался пробиться туда, где скрыт от него Торкас. И на миг ему почудился отзвук! Словно что-то вздрогнуло рядом, словно кто-то шепнул:

— Иду!

Он невесело усмехнулся, потому что это обман. Шуточки неуёмной надежды. Он один — и теперь навсегда…


Она вырвалась из ужасов сна и лежала с мучительно бьющимся сердцем. Горячая духота наполняла спальню, густая и чёрная, совсем, как её страх.

Она поднялась с постели, оделась, накинула чёрное покрывало и тихо прошла в поминальный покой.

Там жили два вечных огня, лелеемых, неугасимых; она одинаково их берегла, но один еле тлел — ведь Энрас ушёл, ушёл навсегда, и след его затерялся на чёрной дороге. А второй огонь сиял ровно и ясно, потому что Другой всегда был здесь. Здесь — за душной стеной раоли. Здесь — на тропах горного края. Здесь — в её материнском сердце.

А теперь Другой бушевал. Огонёк превратился в пламя: не смиренный лучик лампадки — факел, рвущийся на ветру.

Он проснулся.

Она отступила к стене и зажала руками рот. Страх и горе громко кричали в ней, но она зажимала руками рот, не пуская на волю крик. Только жгучие слезы, только боль…

Это было недолго — она слишком привыкла к боли. В её жизни, тёмной, запертой от людей, были только память и боль, и совсем немного надежды. Но надежда была, словно хилый росток, что пронизывает земляную глубь и раскалывает самый твёрдый камень. И надежда шепнула ей: погоди! Может, это ещё не конец, может быть, ты что-то сумеешь…

Тихо-тихо она подошла к огню и коснулась его рукой. Пламя прянуло от руки, заклубилось, словно смеясь, прикоснулось, не обжигая, и опять отлетело прочь.

Словно громкий беззвучный зов, словно зычный беззвучный голос, и она прошептала:

— Иду!

И она проскользнула, как тень, сквозь запретную дверь раоли и взбежала по лестнице в башню.

Вастас спал, но проснулся, едва заскрипела дверь. Он глядел на неё, и в глазах его, золотых, словно у хищной птицы, удивление стало радостью, а надежда тоской.

— Брат мой! — сказала она, — мой господин! Торкас в беде, надо ехать!

Он покачал головой, и она мучительно сжала руки.

— Он в Ланнеране, Вастас!

И теперь лицо его было, как камень, и в глазах спокойный жестокий блеск.

— Тебе обязательно ехать?

— Да! Бог возвратился и хочет его забрать. Я не отдам! — сказала она, и Вастас кивнул угрюмо.

— Собирайся. Мы выедем на рассвете.

И опять мотало её в закрытой повозке, и вокруг лежал чёрный, ненужный мир, но теперь в ней не было пустоты. Страх и горе — но рядом жила надежда. Страх и горе — и тёмная смутная радость, потому что я снова увижу его. Этот взгляд, где жгучая гордая тьма и угрюмая гордая сила. Эта горестная насмешка и безжалостная доброта…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*