Джонатан Уайли - Наследник Аркона
— Отчего вы так думаете? — спросил его чародей.
— А вот почему: Аркон — мой предок, так что я — его наследник. Всем известно, что именно я теперь ваш король. То есть, я назван первым из всех нас, братьев, — ответил Эрик, показывая на Марка и Брандела. — И в настоящее время я — самый последний из прямых наследников короля Аркона.
Сказав это, Эрик самоуверенно и довольный собой поглядел на всех.
— Очень хорошо, Эрик, — произнес в ответ Феррагамо, а затем, когда Эрик радостно и самодовольно улыбнулся, добавил. — Вот сейчас мы как раз и добрались до самого трудного и непонятного. В настоящее время вы, в некотором смысле, действительно наследник короля Аркона, однако мы не можем согласиться с тем, что автор этих строк имел в виду именно вас. Если бы ваш отец, в свое время, нашел бы это пророчество, он тоже подумал бы, что речь идет именно о нем, и так случилось бы с каждым из предыдущих наследников короля Аркона.
— Да, но все они так и не нашли и не прочитали таких строк, а вот я — да! Или, как правильно сказал Марк, по крайней мере я.
— Ладно, прекрасно. Но ведь Марк тоже наследник Аркона. Да и Брандел имеет полное право называться наследником его. Что можно сказать на это?
— Да ведь ч-то старше их, я — первый наследник, — возмутился Эрик.
— Я не советовал бы утверждать так категорично насчет всей этой фразы:
«Наследник Аркона, ты назван был первым;
Но станешь последним…».
— Для меня все это звучит как-то загадочно и непонятно, — сказал Феррагамо и тут же продолжал. — Ваше объяснение слишком упрощенное.
— Я все же думаю, что здесь имеют в виду именно меня.
— Вы так считаете? Мне кажется, если вы так уверены, следующая строчка означает, что вам следовало бы немедленно отправиться в путь, с тем чтобы вернуть себе королевский трон.
— Конечно, — сразу же ответил Эрик. — Вы, разумеется, имеете в виду фразу: «…Не мешкай, уснешь ты потом…». Тут все абсолютно ясно, не так ли? Если я буду мешкать, то потеряю всякую возможность вернуть себе престол.
— Но это только часть фразы, а она заканчивается совсем непонятными словами: «…уснешь ты потом», — напомнил Марк.
— Совершенно верно, именно поэтому нельзя с полной уверенностью говорить, что здесь все ясно и понятно.
— Да что вы на самом деле! — воскликнул досадливо Эрик. — Ведь это же поэзия!
— Понимаю, понимаю! — возразил ему Феррагамо. — Вы были бы абсолютно правы, если бы речь шла о художественном произведении. Тогда бы мы могли сказать, что это — поэтическая вольность.
— Хорошо! Хорошо! В конце концов только я один стараюсь расшифровать, что все это значит, — рассердился Эрик. — Вы же хотите убедить меня лишь в одном, что это понять никак нельзя.
— Именно так. Пока мы можем строить догадки лишь по контексту.
— И последующие строки в стихотворении дают такой контекст. Например, слова «клинок же Аркона» означают, что речь идет о той старинной шпаге, которую мой отец просил Феррагамо передать мне; слова «вбирать будет силу отовсюду вокруг» говорят о том, что народ страны объединится вокруг меня, законного наследника, и тем самым увеличит силу моего оружия, то есть, клинка Аркона, или вот этой шпаги, переданной мне моим отцом; слова «…настанет все это, когда завершится скитаний исполненный круг» означают, что все кончится нашей победой, когда мы вернется в столицу Стархилл. Разве вам это не понятно? К этому времени на моей стороне уже будет вся остальная часть королевства Арк.
На лице Феррагамо появилось выражение досады и большого сомнения.
— Даже если ваша шпага и есть тот самый клинок Аркона, — а у нас нет доказательств этого, хотя в какой-то мере я могу это допустить, — и вы являетесь как раз именно тем человеком, которому он предназначался, вполне могут быть и другие варианты истолкования всего этого. Например, слова «…настанет все это, когда завершится скитаний исполненный круг» могут означать просто смерть, — возразил чародей, и тут же добавил лукаво. — Кто знает, а вдруг это просто поэтическая метафора.
— Не кажется ли вам, что слово «сила» в этих строчках имеет тот же смысл, что и во втором двустишии в начале текста? — спросил Марк.
— Как знать! — ответил чародей. — Но я не понимаю, как шпага может вбирать в себя что-либо отовсюду вокруг для того, чтобы обеспечить единство. Скорее, наоборот. А вот остальная часть текста, действительно, полна головоломок и загадок.
— Каких именно? — спросил Эрик.
В этот момент Кория прервала их разговоры, похожие на ученый диспут, и протянула Феррагамо какой-то листок бумаги и с особым выражением на лице обратила его внимание на важность сведений, содержавшихся в поданной ему записке, сказав при этом:
— Тебе приводилось когда-нибудь читать что-либо подобное?
— О, боже, конечно нет! — ответил чародей. — Подождите меня, я быстро вернусь. Ну и ну!
Он быстро прошел в свой кабинет и почти тут же вернулся, неся стеклянную банку с хорошо пригнанной пробкой, в которой было немного порошка коричневого цвета.
— Это очень ценное и полезное средство, — сказал он жене. — Это то, что больше всего необходимо тебе…
Он подал Кории банку.
— Мне надо совсем немного, — ответила она ему.
— Но будь осторожна с этим порошком.
— Хорошо, обязательно, — промолвила Кория, возвращаясь на кухню.
— Итак, на чем мы остановились? — спросил Феррагамо, усаживаясь снова в свое кресло.
— В самом конце текста, последние десять строк.
Чародей взял в руки листок пергамента и дочитал вслух заключительную часть пророчества:
«Когда раздастся голос мести,
В смятенье содрогнется все,
И отблеск света на клинке стальном
Сверкнет на царском скипетре Аркона.
Те двое, что уже сейчас едины,
Потребуют в суде свои права,
И кто царить захочет, один сражаться будет.
Когда ж иссякнут силы, пробьет кончины час,
Решится их судьба, и приговор свой норны
Им возвестят, и прекратится битва».
— Ну что ж, первые четыре строчки явно описывают какую-то сцену битвы, в которой, как обычно, слышны воинственные крики, звон мечей, сверкают искры, высекаемые оружием и доспехами, когда бойцы наносят друг другу удары, а также, действительно, вспыхивают отблески света на стальных клинках и доспехах. Все это очень реально и вполне понятно, не так ли? — воскликнул Эрик, вдохновленный этой яркой картиной боя, но прежде чем Феррагамо успел ответить, голову Эрика осенила новая еще более оживившая его мысль. — Послушайте! «Те двое, что уже сейчас едины…» — это же я и Фонтейна! Мы же фактически, можно сказать, уже почти поженились, и поэтому…
