Елена Ларичева - Дикое сердце ветра
- А если нет? - с неожиданной силой в голосе спросила Танри. - Если это все, на что я способна? Нет, дядя. Я не могу так больше жить. Я хочу вспомнить все! И я вспомню!
- И что ты предлагаешь? - заинтересовался Джеральдо, краем глаза заметив, как на пороге библиотеки замерла Вирия.
- Я знаю, что делать. Я поеду поступать в Воздушную Академию вместе с Арвисо. Я стану летчицей и облечу всю землю. И найду свою родину, какой бы она не оказалась!
- Девушки не становятся летчицами! - ахнула возмущенно Вирия.
- А я стану! - непоколебимо ответила Танри, и, прошествовав мимо приемной матери, вышла из библиотеки.
- Это все Арвисо. Это он заразил ее своими самолетами, - вздохнула женщина.
- Нет, Вирия, - покачал головой Джеральдо. - Просто ей тесен наш дом. Если она действительно выросла на море, в четырех стенах ее не удержишь.
- Но я не отпущу ее! - в отчаянье в голосе женщины проскользнули визгливые нотки. - Я не для того удочерила ее! Я всегда мечтала о дочери! Я устала лить слезы по сыну, который не вспоминает обо мне годами. Он уехал и ищет счастья где-то на Спире. Я только успокоилась, обрадовалась… А моя Танира улетает, словно лист с дерева по осени…
- Но так всегда бывает, Вирия, - Джеральдо положил руку ей на плечо. - Ты не удержишь ее. А если будешь упорствовать, вы поссоритесь. И тогда уж ты потеряешь ее навсегда, даже если заставишь неотлучно быть рядом. Смирись и отпусти. Если она поймет, что небо не для нее, она вернется.
- Но я… - всхлипнула женщина.
- Подожди. Она молода. Ей хочется свежих ветров и острых ощущений. Она сильная. Ей никто не причинит вреда, если она сама этого не позволит. А она не позволит. Вирия, мы живем в прогрессивное время. Девушка вполне может стать летчицей. Вспомни перелет Виржинии Лео через Ночной океан!
Вирия вздохнула.
- Хорошо. Пусть едет. Но мне будет очень больно.
Она понуро вышла из библиотеки. За ней последовал Джеральдо, абсолютно уверенный, что через месяц-другой девочка напрочь забудет о сегодняшних высказываниях. Как бы не так…
Глава 3
…252 год от прилета гатуров Год спустя. Спира…
Габриель Мидару в последние годы стал очень влиятельным человеком. Ясное дело, поверить в такое сложно, ибо внешность его была абсолютно не "героической", так любимой писателями и режиссерами. Роста он вышел среднего, фигуру имел самую заурядную. Лицо его - продолговатое, с широким скулами, чуть приплюснутым носом, и с желтоватой кожей - выдавало герийские корни.
Носил он короткую стрижку и не закрашивал седину, не смотря на моду последних лет. В свои тридцать пять Габриель выглядел на все пятьдесят, но ни сколько этого не стеснялся. Вы бы легко его выделили в толпе, ибо он слегка прихрамывал на левую ногу, носил очки в толстой оправе и с толстыми стеклами без диоптрий, клетчатый галстук и такую же клетчатую кепочку.
Но помимо весьма несимпатичной наружности, в этом человеке было нечто, что заставляло обращать на него внимание, прислушиваться к его словам, чем он и пользовался без зазрения совести.
Начнем с того, что у него была красавица жена - уже приобретающая известность актриса по имени Флорина, с фиалковыми глазами, крашеными пепельными волосами, тонкая, хрупкая.
А еще у Габриеля Мидару была собственная газета. И… собственная политическая партия. Правда, про его роль в ней знали немногие. Официальным лидером являлся Орландо Жисас. Но без одобрения Габриеля он не имел права молвить и слова. Сам же Мидару, дабы не подставлять себя под возможные удары недоброжелателей, во всех документах числился только редактором речей. Тем не менее, финансовые потоки неукоснительно проходили через его людей.
Этим вечером Флорины не было дома. Она умчалась на съемки куда-то на север Спиры. И Габриелю представился шанс спокойно подумать над новой речью, а так же наметить необходимые встречи Жисаса на следующий месяц.
В тонкой фарфоровой чашке дымился свежесваренный кофе, на блюде скучал недоеденный бутерброд, а на занавешенной шторе рисовала розоватым светом овал настольная лампа. Главный редактор влиятельной газеты, не скрывавший своего презрения к печатным машинкам, размашистым почерком портил лист за листом, перечитывал получившееся послание, недовольно хмурил густые брови, и беспощадно комкая листы, отправлял их один за другим в стоявшую возле двери корзину. Особой меткостью Мидару не отличался, и возле почти пустой корзины накопилась внушительная куча бумажного мусора.
Нужные мысли не шли, "политическое вдохновение" сегодня упорно не желало посещать редактора, и Габриель даже не почувствовал раздражения, когда в дверь вначале зазвонили, потом застучали.
Раздумывая, кто бы это мог быть такой невоспитанный, и в то же время знакомый консьержу, Габриель неспешно подошел к двери. Но открывать не торопился, выглянул в глазок и на всякий случай спросил:
- Кто?
- Я! Кто же еще в такой час портит жизнь добропорядочным гражданам! - не совсем твердым голосом ответили ему.
Хозяин квартиры страдальчески вздохнул и открыл дверь. На пороге стоял высокий молодой мужчина в мокром плаще, с мокрыми длинными светлыми волосами и выразительными голубыми глазами. И еще, тот мужчина был пьян.
- Что случилось? - Мидару удивленно уставился на гостя. Похоже, он меньше всего ожидал увидеть его в таком состоянии.
- Все плохо! Я никчемное существо, Габри! После того, что я сегодня узнал про себя, я вообще никто!
Гость покачнулся, но хозяин подхватил его под руку.
- Снимай плащ и ступай в кабинет, недоразумение ты мое. На пороге такие разговоры не ведут, - скомандовал Габриель.
Гость послушно вошел в квартиру, долго возился с пуговицами дорогого серого плаща, нетвердой походкой добрался до кабинета и уселся прямо за стол хозяина. Тому подобное безобразие не пришлось по душе, но он смолчал. А потом и вовсе позабыл, ибо гость рассказал тако-о-ое, отчего волосы на голове Габриеля зашевелились. Если сказанное действительно правда, тогда… Нет, обдумывать варианты рано, пока нет доказательств.
- Так ты не разыгрываешь меня, Бартеро? - осторожно спросил он. Но гость был чересчур поглощен своей бедой.
- Ты не представляешь, что значит узнать - я не человек! - сокрушался он. - Что те люди, которых я считал своими родителями, всего лишь воспитали меня: подменыша, кукушонка!
- Откуда… - начал было Габриель, но друг его перебил.
- Подожди, не торопи, дай я скажу! Оно у меня здесь горит, это знание! - он постучал себя по груди. - Я всю жизнь жил, удивляясь своим способностям, гордясь ими. А теперь как мне смотреть в глаза людям? Как мне на себя смотреть в зеркало? Я не человек! Я не был похож на свих родителей. Отец у меня смугл и черноволос. У матери темно-русые волосы. Откуда я такой белый? Я не альбинос. Отец всю жизнь подозревал мать в измене, ко мне был холоден. Когда меня в двенадцать лет забрали к себе гатуры, мне казалось, он вздохнул с облегчением. Когда мне исполнилось семнадцать, мне сказали, что родители умерли. Отравились контрабандным вином. Но сейчас я осознаю, их просто убили!
