Иней Олненн - Быль о Холодном Огне
Утром Риэл безучастно спросила:
— Что теперь?
— Ты не хочешь еще раз увидеть Мир-Блэд? Быть может…
— Нет.
— Тогда — в Бредув. Корабль Ульмаха стоит у Остроконечного мыса и не уйдет без нас.
— Ульмах знает, кто я?
— Знает.
— Но ты говорил, что авриски ненавидят ормитов, почему же…
— Потому что не все люди одинаковы, Риэл. Сейчас Скавера очень нуждается в ормите, и Ульмах недолго бы размышлял, чья жизнь важнее — его или твоя. Он вообще человек дела.
— Я слышала, его называют янгаром. Что это значит? Кажется, я где-то слышала это слово…
— Это значит, что в его подчинении находится пять сотен бойцов. Это слово очень древнее, оно — память о воинах, пришедших из Махагавы. Там янгарами и янграми звались вожди племен. Ульмах Скантир не только мой друг, он — в числе лучших бойцов князя Тима Брандива, на таких, как он, сейчас держится Скавера.
Едва Риэл и Кирч показались на берегу, с корабля спустили лодку, и она скоро доставила их на борт. Судно тотчас развернулось и взяло курс на Бредув. Риэл, как мышь, забилась в какую-то щель, спряталась ото всех, ни с кем не говорила, ни на кого не смотрела.
— Что случилось? — проводив взглядом ее закутанную в плащ фигуру, спросил Ульмах.
Кирч уселся на якорный канат и тяжело вздохнул.
— Ну и устал же я за эти дни… Боюсь, брат, дальше будет еще хуже.
— Да в чем дело? — Ульмах сел рядом.
— Она не хочет в Окаль. А я не могу ее заставить.
— Никто не может.
— Я понимаю ее. Она увидела Мир-Блэд в руинах, и теперь в ее сердце поселилась ненависть. Человеку, лишившемуся родового гнезда, всегда тяжело. Она ведь помнила город предков наполненным жизнью.
Ульмах прикусил губу.
— Выходит… все напрасно? Все эти девять лет?
— Я не сказал, что она не пойдет. Наоборот. Но если она не изменит своего отношения к людям, Огонь, что она принесет, ничем не поможет Долине. Ты же знаешь, Огонь пропитывается сущностью ормита, берет его душу, и, если в душе ночь и нет стремления к борьбе, — он может навредить.
Ульмах Скантир горько вздохнул.
— С Огнем или без Огня, мы все равно будем сражаться, иного пути нет. Я не хочу жить в вечном страхе за своих детей, это невозможно. Либо Черный Король, либо мы. По-другому нельзя. Уже нельзя.
— Все-таки неправильно было держать ее столько лет в полном одиночестве. Она не видела мира, и теперь мир готов раздавить ее. Выдержит ли она? Не сломается ли? Это моя вина, и я готов отдать за это псам Брегни свою душу.
— Не спеши встречаться с ними, Кирч. Ты подумай. Калин-озеро — последнее место в Скавере, где обитает сила Увелен и Кер, только поэтому Черный Король до сих пор не знает о существовании Риэл. Бессмертные защищают ее.
— Боюсь, как только она покинула дом, Черный Король учуял ее. Теперь каждую минуту можно ожидать встречи с его подручными в разных обличьях.
— Когда-то это должно случиться. Живи она в Бредуве, даже под неусыпной охраной лучших бойцов Тадива Умантира, это произошло бы гораздо раньше. И кто знает, возможно, Холмар уже двинул бы полчища своих наемников на нас и хрупкому затишью пришел бы конец. У нас не было бы никаких шансов на победу…
Он не договорил и махнул рукой. Кирчу были понятны и его тоска, и тревога, и нетерпение — влюбленный в море, Ульмах вот уже десять лет вынужден 'плавать мелко'. И он ничего не мог сделать, чтобы снова увидеть его — Скавера была отрезана от большой воды степняками.
— Потерпи. Так, как было, уже не будет, — сказал Кирч. — Будет по-другому.
— Хуже? Лучше?..
— А какая нам разница? Пришло время действовать, а это главное.
ГЛАВА 6
И все же снега отступали. Они медленно оседали под лучами весеннего солнца, и ветер осушал талую воду на развалинах древних крепостей. На высоких курганах, насыпанных над телами павших в войне аврисков, обнажалась земля. Отражая небо, в синий цвет окрасились озера и водопады, а реки взломали ледяные заторы и затопили прибрежные луга. Долина просыпалась. Повинуясь извечной смене времен, сок быстрее заструился в жилах растений и кровь — в жилах людей.
Вечерело. Лошади похрустывали молодой зеленой травой, уже проросшей на согретых солнцем пригорках. Рилг и Дарк устроились на ночлег под деревом у подножия холма. Проведший в седле весь день, уставший, Дарк уже задремал, когда Рилг еле слышно произнес, почти не разнимая губ:
— Там, справа, в ольшанике, кто-то есть.
Дарк медленно, очень медленно повернул голову. Их скрывала поваленная береза, но если за ними кто-то следил, то лошадей наверняка заметили.
Рилг знаком показал, что нужно обойти кусты с двух сторон. Распластавшись по земле, они тихо скользнули в заросли.
В ольшанике действительно кто-то засел, и этим 'кто-то', несомненно, был человек, Дарк услышал его сопение и тут же наткнулся на ноги, обутые в старые, стоптанные сапоги. Рядом бесшумно возник Рилг, и они переглянулись в недоумении. Кто бы это ни был, но он по беспечности или по неопытности слишком близко подпустил к себе чужих, и этим следовало воспользоваться.
Дарк схватился за сапоги и с силой дернул их на себя. Сапоги остались у него в руках, мелькнуло белое испуганное лицо, и ладонь Рилга накрыла готовый закричать рот. На них глядели расширившиеся от ужаса глаза мальчишки.
— Проклятье, клянусь рогатым драконом! — выругался Рилг. — Не вздумай орать! Откуда он тут взялся?..
И убрал руку. Мальчишка в измазанной куртке рывком сел и молниеносно схватился за кинжал, но Дарк опередил его, перехватив запястье.
— Не дергайся, — грозно сдвинув брови, предупредил он. — Ты кто? Следишь за нами?
Парнишка понял, что эти огромные авриски — не хессы и не собираются его убивать, и осмелел.
— Очень надо, — говорит дерзко. — Просто я собирался украсть у вас лошадь.
— По крайней мере, ответ честный, — усмехнулся Рилг.
— Ты разве не знаешь, что красть — это плохо? — еще больше нахмурился Дарк.
— Знаю, — с вызовом ответил мальчик, — но я — искатель, а искатели должны уметь воровать.
Рилг не выдержал и рассмеялся, а обескураженный Дарк даже не нашелся, что ответить. Он ведь сам был искателем, но не предполагал, что о них такая слава ходит. Зеленые, как крыжовник, глаза паренька с любопытством и завистью разглядывали незнакомцев, те были одеты и вооружены гораздо лучше него: кольчуги, которые кажутся невесомыми, а на самом деле тяжелые и непробиваемые, под ними шерстяные свитера, чтобы тело меньше уставало от железа, а сверху — куртки из кожи грубой, но зато крепкой, высокие сапоги на толстой подошве. Мечей при них не было, а вот кинжалы — хоть куда, все это было предметом жгучего желания каждого мальчишки, едва он начинал ходить и мать перехватывала непокорные вихры еще не кармаком, а полоской простой материи.
