Денис Субботин - Огненный дождь
-Руцкарь, ты давно нудишь мне, что достоин пояс носить!
-Так, воевода! – ответил тот – грудь колесом, глаза горят, редкие усики над губой дыбом встали.
-Вот тебе испытание. Будешь драться с травницей Тиллой. Не на смерть. Победишь – по возвращении домой получишь пояс. Проиграешь, пощады не жди. Ты – мой меченоша, не смеешь меня позорить!
На лице Руцкаря воодушевление и свирепая мужская радость предвкушения боя сменилась обидой и глубочайшим разочарованием.
-С Тиллой?! – переспросил он, словно не веря. – С травницей?! Так она ж – девка! Как я с ней драться буду?!
-Так ты хочешь пояс? – усмехнувшись, пощипал ус Радовой. – Вот он, твой шанс!
-Драться с ним?! – своим красивым густым голосом возмутилась молчавшая досель Тилла. – С этим сопливым недоноском, рождённым от блохастой собаки и сивого мерина? С этим мышонком, который вздрагивает от бурчания собственного желудка?! Нет, я не желаю с ним драться?!
Дружинники хохотали. Радовой чуть не свалился с кресла и удержался за вант в самый последний момент. Лицо Руцкаря напоминало варёную свеклу – такое же бурое. Голубые глаза сверкали искрами молний.
-Я готов с ней драться! – прошипел мальчишка, выхватывая меч из ножен на поясе у Яросвета. Под общий хохот, ставший оглушительным, десятник попытался вернуть оружие. Юнец легко увернулся, а Яросвет запутался в обронённом каким-то идиотом канате и с диким воплем рухнул между скамей.
-Тилла, ты не можешь отказаться! – резко сказал Радовой. – Руцкарь не намного сильнее тебя. Будете драться!
Тилла лишь молча кивнула. Она и не собиралась отказываться.
7.Тилла и Руцкарь. Борт струга «Шатун». 24 день месяца Липеца.
Место для поединка с трудом расчистили у мачты. Три-четыре шага от носа до кормы, вдвое меньше от борта до борта… Немного. Бой не будет слишком длинным. Тилла со своей кривой номадской саблей, лёгкой и удобной, привычной к руке, встала, упершись спиной в мачту, выбрав для себя восходную сторону. И Коло за спиной, пусть и прикрытое поднятым парусом. Руцкарь ещё за время до боя намахался мечом, устал и сейчас пыхтел уныло, стесняясь попросить другое оружие и кажется начиная понимать, что этим – не справится.
-Ну что ж, сходитесь! – велел воевода Радовой, махнув рукой. – Поосторожней только! Чтобы без крови!
-А можно им мечи прутьями заменить! – предложил кто-то из дружинников. – Чтоб, значит, только больно было! Кто первый не выдержит, тот проиграл!..
-Га-га-га! – взорвались хохотом сто глоток. – Прутьями!..
Пока смеялись, доведённый до крайней степени бешенства Руцкарь прыгнул вперёд и его меч, тяжёлый остро оточенный, вырубил щепу на том месте, где только что стояла Тилла.
-Эй! – впервые встревожившись, заорал Громобой, лучший кормщик и добрый мужик. – Вы мне там днище не прорубите! Тебе, Руцкарь, кое-что ненужное оторву. Ну, и тебе девка, достанется от меня…
Тилла, закусив губу, продолжала уклоняться от яростных ударов отрока и тот взмок совсем. Разрубил скамью, чуть не вспорол парус. Бил уже бездумно, широко размахиваясь, забыв про защиту и про то, чему учил его сам воевода Радовой. А девка наоборот, показывала всё, чему её обучали братья. Сейчас она была благодарна им за тот пот, пудами пролитый на дружинном поле, в скачке на бешеном коне, в лазании по деревьям и плавании с грузом… Сабля мелькала перед лицом отрока, угрожала его животу, ногам, рукам…
-Хватит издеваться, Тилла! – крикнул кто-то. – Добивай уже!
-Только чтоб струг цел остался! – рыкнул в ответ Громобой. - И так уже днище искарябали. И скамью сломали… варвары!
Тилла на миг отвлеклась, вздрогнула, оборачиваясь… Руцкарь прыгнул вперёд, уже не оберегая девку, выцеливая ей горло. На счастье, Тилла споткнулась и сверзилась между скамей. Там что-то твёрдое лежало, сапог, что ли… Дыхание сбилось и лежала уже без движения, глядя как Руцкарь заносит меч над головой с явным намерением убить. Мальчишке в четырнадцать лет трудно понять и простить, когда девка издевается над тобой… Потому – пощады от него ждать было совершенно бесполезно.
Меч неумолимо обрушился вниз и Тилла не сумела мужественно встретить смерть – взвизгнула и даже глаза зажмурила. Над самой её головой что-то оглушительно зазвенело, но больно не было… Она открыла глаза уже когда Ярослав над её головой строго выговаривал отроку:
-И не думай, что тебе или ей кто-то позволил бы большее! Ишь, вообразил себе невесть что!
Меч юнца, вернее – меч Яросвета был задержан всего в двух локтях от лица Тиллы. Мечом Ярослава…
-А ты мне – не господин! – дерзко ответил Руцкарь и тут же заорал от боли, хватаясь за стиснутое железными пальцами самого воеводы Радовоя ухо. – Ой, больно!..
-Ты с сотником княжеской дружины разговариваешь! – медленно, приподняв отрока над палубой на пару пядей, сказал воевода. – Забыл?!
-Ой, прости господин! – провыл Руцкарь, вставая на цыпочки чтобы хоть так уменьшить боль в ухе. – Ой, не буду больше!
-Эй, кто там про прутья говорил? – громко спросил Радовой и кто-то услужливый до противного, немедленно принёс пучок зелёных, недавно срезанных веток.
-Вот, добро! – улыбнулся воевода, лёгким хлопком по ладони проверяя их гибкость. – Ну, ложись на скамью-то, молодец! Будем тебя учить вежеству!
Руцкарь тяжко вздохнул, взглянул на воеводу с малой надеждой на помилование. Ну, только не от Радовоя. Княжий брат был суров, но справедлив и меру знал. Пороть, впрочем, взялся сам и вскоре всё море на расстояние нескольких перестрелов вокруг огласилось дикими воплями. Хитроумный отрок надеялся таким образом разжалобить воеводу. Не на того напал… Радовой, морщась от его воплей, всадил в худосочный зад все положенные десять ударов. Потом, впрочем, велел Тилле:
-Полечи его! Ты ж тут травница!..
-Нет!!! – заорал Руцкарь, вскакивая на ноги и одной рукой пытаясь утереть слёзы, а другой – поддёрнуть штаны – Нет!
-Излечила! – ухмыльнулся Яросвет. – Ну, Тилла! Так даже старый ведун Добросвет не сумел бы! Ты – ведунья!
-Да брось ты! – зарделась та, даже рукавом кольчужным прикрывшись. – Это всё воевода Радовой. Я бы сама ни в жисть так не сумела!
Оскорблённый в лучших чувствах, заплаканный Руцкарь счёл за лучшее укрыться от насмешек под кормилом…
-Что обидели тебя? – кормщик Громобой, вернувшись обратно, без особого сочувствия взглянул на него. – И что? Теперь слезами заливаться будешь до смертного мига? Воин!..
В голосе было слишком много презрения, чтобы это можно было стерпеть и Руцкарь уже раскрыл рот, чтобы ответить соответственно, срезать старика парой острых слов. Но в последний миг сдержался, увидев как прислушивается к их разговору сам воевода, усевшийся на одну из ближайших скамей.