Питтакус Лор - Я – Четвертый: Пропущенные материалы: Наследия павших
— Это он тебе такое наплел?! — восклицает Иван потешаясь. — Коварный Адамус! Ты всегда был умен. Давай же, получи заслуженную славу, а мы посмотрим.
Иван приглашающее взмахивает рукой в сторону пистолета у моих ног.
— Ну же, — говорит он. — Помоги ей. — Его слова буквально сочатся сарказмом.
Дрожащей рукой поднимаю пистолет и безвольно держу его дулом вниз. Все могадорцы в комнате держат оружие опущенным. Они действительно не догадываются, что я тут забыл на самом деле. Само собой, они не поверили Второй. С чего бы им верить чужаку, а не своему?
Окидываю взглядом комнату и выдавливаю улыбку. Иван, конечно, уверен, что только что сделал мне подарок, и по идее я должен подыграть. Но на самом деле я думаю лишь о том, как много я успею завалить могадорцев, прежде чем по мне откроют ответный огонь? Двоих? Или, может, троих?
Начать нужно с Ивана, тут и думать нечего.
Маленький пистолет кажется невероятно тяжелым. Или сейчас, или никогда.
Но не могу. Не могу убивать своих, и Мэгги тоже не могу. Встречаюсь с ней взглядом — огромные глаза умоляют. Как бы я хотел хотя бы сказать ей, как я сожалею, но слова застревают в горле. Я слишком боюсь что-либо говорить.
Роняю пистолет на пол и отворачиваюсь.
— Кишка тонка? — презрительно бросает Иван, вынимая кинжал из ножен. — Как знаешь. Свою часть ты отработал.
Иван нагибается и, схватив Мэгги за волосы, запрокидывает ей голову, обнажая горло. Замечаю металлический блеск вокруг ее шеи: кулон. Тоже его увидев, Иван криво улыбается. Он поднимает кинжал, и я чувствую, как он следит за мной. Считает меня трусом, или хуже — предателем?
— За прогресс Могадора! — выкрикивает Иван.
Глава 19
В папке «Фотки!» я нахожу сотни фотографий Второй, сделанных в сельской местности Ирландии. Даже в дождливую погоду пейзажи красивы: буйная зелень гористых холмов и порой стекающий с них туман. Я мельком просматриваю кадры, пока не натыкаюсь на серию снимков с тощим козленком. Его бело-коричневый окрас напоминает скорее пятна грязи на белом фоне. Вторая была вынуждена оставить его, когда им с Конрадом пришлось покинуть Ирландию.
Глядя на фото, где Вторая обнимает козленка за шею, я задаюсь вопросом, какая у него была кличка?
Оглядываюсь на подсыхающую лужу крови у входа в квартиру, как если бы она могла ответить.
Остальные могадорцы уже ушли: кто праздновать, кто залечивать раны после битвы с Конрадом. А меня оставили здесь одного разбираться с ноутбуком Второй. В этот раз нет нужды «загружать» чью-то память; чтобы получше узнать Вторую, достаточно как следует порыться в ее личных файлах.
В альбомах Второй обнаруживаются несколько фотографий Конрада. На большинстве снимков Чепан снисходительно улыбается, но остальные — это просто кадры из жизни. Вот Конрад читает книгу, сидя около камина, или рубит дрова во дворе. Такое впечатление, что эти двое вели тихую жизнь, намного более дружную, чем Первая с Хильдой.
Помимо фотографий в ноутбуке есть и несколько текстовых файлов. Вторая не вела дневник, но регулярно что-то писала. Тут и длиннющий список книг «Прочитать обязательно!» и постоянно обновляемый рейтинг любимых романов и более специфические списки с комментариями, как например: «Сильные героини» или «Злодеи круче положительных героев». Я внимательно их читаю, хотя и с трудом понимаю комментарии Второй. Делаю мысленные пометки, какие книги хотел бы прочитать. Может, Вторая будет рада, что кто-то, пусть даже и могадорец, последовал ее рекомендациям.
А затем мне вспоминаются наполненные ужасом глаза Второй, когда Иван достает свой кинжал, и как я стою и ничего не делаю. О чем я думаю? О том, что, прочитав каждый пункт списка «Вдохновившие меня книги», сделаю что-то хорошее? Как глупо и бессмысленно.
— Есть что-нибудь интересное?
Отец стоит в дверном проеме. Из битвы с Конрадом Хойл он выбрался невредимым.
— Ничего, — отвечаю я, захлопывая ноутбук Второй.
На самом деле, все интересное с компа Второй я уже удалил. Например, ее опрометчивое сообщение в блоге. Вместе с сообщением я так же удалил и ответ на него, хотя, техники в штабе наверняка успели его засечь.
Генерал нависает надо мной. Обычно, когда он заходит в комнату, мы должны вскочить по стойке «смирно». Но у меня нет сил соблюдать формальности. Остаюсь сидеть, сгорбившись в кресле, и смотрю на отца снизу вверх.
— Иваник рассказал мне, что ты не смог убить Гвардейца, — говорит Генерал разочарованно-осуждающим тоном.
— Я легко мог убить ее, — уточняю я. — Любой из нас мог это сделать. Она ведь была ребенком.
Отец мрачнеет.
— Мне не нравится твой тон, мальчик.
— Нда? — огрызаюсь я, вдруг вспомнив, как Первая спорила с Хильдой. Мне хочется высказать намного больше, но потом я одумываюсь. В конце концов, я помню, чем такое поведение в итоге обернулось для Первой. — Прости, отец, — говорю максимально вежливо, — больше такое не повторится.
— Этот ребенок убил бы тебя, поменяйся вы местами, — говорит отец, и по тому, как бьется венка на его виске, мне ясно, что ему стоит невероятных усилий удерживать себя в рамках цивилизованного разговора. — Она бы рада была увидеть мертвыми нас всех.
Да, нам это говорили на занятиях. То же самое говорил и Сетракус Ра. Но Вторая знала, кто я такой, и, тем не менее, не собиралась в меня стрелять. К тому же, что-то я не обнаружил в ее ноутбуке файла «Избранные методы геноцида». И снова голова начинает раскалываться от мысли, что все, чему меня учили с детства встало под вопрос.
— Отец, я не думаю, что это правда, — говорю тихо.
— Ты сомневаешься в том, чему я тебя учил, мальчик? Учению Великой Книги?
Поднимаю взгляд на Генерала и делаю над собой усилие, чтобы посмотреть ему в глаза. Они горят от едва сдерживаемой ярости.
— Да, — шепчу я.
Отец бьет меня в лицо.
Его кулак тяжелый как камень, хотя я больше чем уверен, что он бил не в полную силу, иначе я был бы уже в отключке, а не просто свалился со стула с разбитой нижней губой. Чувствую, как кровь бежит по подбородку, ощущаю ее на вкус на языке. Самое разумное сейчас: свернуться в клубок, закрываясь от дальнейшего наказания, но вместо этого я встаю на колени и задираю подбородок в ожидании следующего удара.
Но ничего не происходит. Отец просто стоит надо мной, сжав кулаки, и смотрит прямо мне в глаза. Внутри поднимается незнакомая мне горячая волна злости, справедливого гнева, который, должно быть, отражается в моем взгляде, потому что отвращение на лице отца вдруг сменяется чем-то иным. Чем-то незнакомым.
