Камли Брайт - Рождение Зверя
Когда Риу только прошел за ограду, он почти ничего не почувствовал, но со временем опасения Ральфа и С'тэна становились ему все более понятны: окружающая обстановка угнетающе подействовала, наконец, и на него.
Ближайшее от кузницы строение почти не сохранилось: сгорело ли оно еще при поселенцах, или уже после их ухода туда угодила молния, теперь было все равно. Лишь чудом уцелевший фрагмент стены да обугленные, местами покрытые плесенью, бревна обвалившегося перекрытия еще выглядывали из высокой густой травы. Останавливаться здесь не имело смысла, тем более что всего в нескольких шагах от пепелища находился довольно крепкий на вид жилой дом. Однако и здесь путешественников ждало разочарование: при ближайшем рассмотрении оказалось, что он был просто изъеден древесным жуком.
Стоило только дотронуться, как испещренные тысячами крошечных дырочек бревна начинали осыпаться, покрывая рыжеватым порошком сочную зелень вокруг.
Представив, как труха вот так же посыплется ему за шиворот, Риу невольно поежился — к счастью, Ральф не стал посягать на владения жуков и молча двинулся дальше. Он явно уже не нуждался в советах С'тэна: юношу это и радовало, и одновременно вызывало массу вопросов, на которые, увы, ему никто, похоже, не собирался отвечать.
Только четвертое строение оказалось пригодным для исследования: по-видимому, облюбовавшие соседний дом жуки по каким-то причинам сюда еще не добрались. Пол в доме, правда, основательно прогнил, но мебель и кое-какая утварь, по крайней мере, на первый взгляд, вполне сохранились и даже находились на своих местах. В прихожей в углу стояла полуистлевшая метла, в кухне на полке — покрытая толстым слоем пыли посуда. Было заметно, что хозяева ушли отсюда вполне спокойно, без всякой паники. Попробовав на прочность одну из лавок, чужестранец смахнул ладонью серый пушистый налет и осторожно сел за стол.
Ральф не в первый раз оказывался в оставленном людьми жилище. Они были неотъемлемой частью мира, в котором он жил, — мира, и через пять тысяч лет не оправившегося после страшнейшей катастрофы. Не будь этих покинутых домов, возможно, человечество гораздо быстрее преодолело бы ее последствия, но беда заключалась в том, что многое из созданного предками разрушалось слишком медленно. Молодая цивилизация, выраставшая в тени своей могучей предшественницы, с восхищением и ужасом взирала на печальные памятники прошлого, однако ужаса все-таки было гораздо больше, и это поневоле заставляло тех, кто задумывался о дальнейшей судьбе человечества, искать другой путь. Ральф являлся как раз одним из таких людей, но сейчас, сидя за потемневшим от времени и пыли деревянным столом, он думал совсем о другом.
Он думал о человеческих эмоциях, которыми невольно пропитывались окружающие предметы. И в древнейших захоронениях первых тысячелетий, и в уродливых небоскребах больших городов времен Смерти любая сохранившаяся вещь могла поведать о радости и горе своего прежнего владельца. Здесь, например, преобладал страх.
Правда, не тот, панический, который исходил от клинка, найденного в кузне, — здешний превратился в тихое безнадежное отчаяние. Оно присутствовало во всем: в столе, на котором сейчас лежали ладони Ральфа, невидимое, оно наполняло посуду — чтобы в этом убедиться, стоило только протянуть руку к полке…
Ральф покосился на своих спутников: по лицу Риу, как всегда, было трудно что-либо определить, а вот что касалось С'тэна, то с ним явно происходило нечто неладное. Ральф заметил это еще в тот момент, когда только назначал встречу.
Образ развалин подействовал на молодого слугу Нечистого совершенно неожиданным образом, вызвав целую бурю эмоций, разобраться в которых С'тэн, похоже, так и не сумел. Д-да, только вещи были простодушны и открыты, человек же часто казался загадкой даже для себя самого. Точнее, в первую очередь, для себя…
Исследование еще нескольких строений так же не дало никаких результатов — все предметы, которые побывали в руках Ральфа (С'тэн в подобных исследованиях, вообще, не принимал никакого участия), точно так же, как и тот ржавый клинок, были буквально пропитаны страхом, но не давали ключа к поиску его источника.
Единственное, что хоть как-то объясняло тот ужас, что испытывали жители давным-давно покинутого поселка, был дневник, который случайно удалось найти в одном из домов.
Листы бумаги, сохранившиеся только благодаря тому, что находились в жестяной коробке, представляли собой историю некогда существовавшего поселения.
Первая запись была сделана, согласно указанной дате, восемнадцать лет назад, когда переселенцы в составе пяти сотен человек, включая нескольких маленьких детей, выбрали это место — «огромную поляну» — и приступили к застройке. Между прочим упоминалось о пропаже в первый же вечер трехмесячного лорсенка.
Серьезное внимание этому событию уделили только на следующий день, когда так же таинственно исчезла его мать. Если предположить, что оставленного без присмотра детеныша мог незаметно утащить любой более или менее крупный хищник, то уж легко справиться, не наделав шума, с молодой здоровой лорсихой было совершенно невозможно. И что особенно поразило переселенцев — не обнаружилось никаких следов. Однако, сколь ни горевали о пропавших — потеря каждого лорса, независимо от его возраста и пола, всегда воспринималась людьми как огромная утрата, — время шло, и постепенно печальное событие забылось.
Следующее упоминание о пропаже животного появилось полгода спустя, когда поселок практически полностью отстроили. Тогда на поиски отправился целый отряд. Но тщетно: лорс — на этот раз взрослый самец — пропал так же бесследно. Переселенцы в недоумении разводили руками. И только когда еще через несколько месяцев начали пропадать люди, жители нового поселка испугались по-настоящему. Поисками пропавших занялся лично помощник Аббата, возглавлявший миссию; потом исчез и он.
Страшная паника охватила поселок. На страницах, исписанных уже совсем другим почерком (до этого записи, вероятно, вел пропавший помощник аббата), говорилось, что теперь люди боялись лишний раз высунуться из своих домов: только в случае крайней необходимости оказывались они теперь снаружи, но и это не помогло. В один только месяц не вернулись еще двое…
Зимой исчезновения как-то сами собой прекратились; поселенцы вздохнули свободнее, хотя многие с надеждой и ужасом ждали наступления весны. Это была лишь небольшая передышка: летом все началось сначала…
Последняя запись скупо сообщала о пропаже очередного жителя поселка — далее дневник обрывался.
