Диана Удовиченко - Южная пристань
— Гляньте, мадам, на колер! — галантно заявил зедлодец, сразу сообразив, какой тон следует взять с новой покупательницей. — Это ж уму непостижимо, какой шик! — Он поднес к носу Фиры розовый кокон. — Под цвет ваших прелестных щечек. Все ваши подруги удавятся от зависти, мадам!
Женщина жеманно хихикнула:
— Ой, баловник какой! Небось товар-то порченый?
— Что вы, мадам! — зедлодец, на родине которого принято было молиться демонам, истово перекрестился. — Богом клянусь!
— Ну, хорошо. А за двоих сколько возьмешь?
Фира принялась самозабвенно торговаться с зедлодцем. Тем временем
Марфа все никак не могла найти подходящего ей домовика. Соседка наконец сговорилась с торговцем, отдала деньги и засунула новые приобретения в корзину с крышкой. Но уходить не спешила, ждала, на чем остановится гадалка.
— Ты бы поторопилась, Марфочка! — сказала она, выглянув за дверь.
— Сюда господин Ставриди идет.
К лавке, одышливо сопя, катился маленький пухлый человечек в черной сюртучной паре.
— Ууу, мироед… — глядя в щель между досками, мрачно выругался зедлодец.
Внеземельные торговцы не любили господина Ставриди, как всякий торговец не любит проверяющего. Разумеется, коконы нечисти были такой же контрабандой, как и островные сигары. Но, как уже упоминалось, градоначальники — тоже люди, со своими слабостями, бедами и пристрастиями. Вот глава
Южной пристани, к примеру, мучился бессонницей, и спасался от нее только мурлыканьем кота-баюна. А супруга его обожала трели птичек фенчиков, коих у нее имелось целых шесть.
Но совсем уж пускать на самотек торговлю нечистью тоже не годилось.
Вдруг какой-нибудь иномирянин провезет под видом насекомоядного кроля, допустим, упыря или вурдалака? Кто их разберет, эти коконы? Все между собой похожи.
Разбирать коконы призван был господин Ставриди — самый известный и уважаемый маг города. Два раза в год чародей являлся на рынок с проверкой, о результатах которой докладывал самому градоначальнику.
Проверяющий прошествовал в лавку ренианки, а продавец хранителей, вдруг как-то занервничав, выхватил из-под прилавка еще один клубок и поднес его Марфе, шепнув на ухо:
— Если ничего не нравится, возьмите эту. Недорого отдам. Вез на заказ, да покупатель неожиданно помер.
В руках зедлодца пульсировал крупный ком, словно сотканный из мрака безлунной ночи. Марфа приняла сгусток тьмы на ладони и внимательно вгляделась в него. Черные тени, бродившие в клубке, отразились в ее глазах, легли на лицо… Марфа улыбнулась.
— Фу, мерзость какая, — брезгливо взвизгнула Фира.
Господин Ставриди вышел из лавки с котами-баюнами.
— Десять рублей, — быстро сказал торговец.
Гадалка перевела на него взгляд почерневших глаз, из которых, казалось, смотрел сам дьявол.
— Три рубля, — сбавил зедлодец.
— Беру, — усмехнулась Марфа, передавая ему деньги и опуская кокон в бархатный мешочек. — Приятная расцветка.
Фира, довольная тем, что сегодня будет, о чем посудачить с соседками, побежала домой, а на пороге воздвигся господин Ставриди с магической рамкой в руке.
— Здравствуйте, Марфа Петровна, — кисло поздоровался чародей, не любивший гадалку за то, что составляла ему конкуренцию.
— День добрый, Аполлон Дионисович, — кивнула Марфа.
Господин Ставриди прекрасно понимал, что не похож ни на Диониса, ни уж тем более на Аполлона, и каждое обращение по имени-отчеству воспринимал чуть ли не как личное оскорбление. Недовольно фыркнув, он отвернулся от гадалки и принялся водить контуром над скачущими хранителями. Марфа тихо вышла, потянув за собой Никиту. Она была довольна своим приобретением.
***Богдан вошел в сени, опустился на лавку, стянул сапоги, блаженно пошевелил пальцами, давая отдых натруженным за день ногам. Оперся затылком о стену, посидел немного. Хорошо! Сейчас он умоется прохладной водой, вместе с пылью и потом смывая с себя усталость. А потом Марфа подаст ужин: наваристые щи, свежий вкусно пахнущий хлеб, порезанный крупными ноздреватыми ломтями и тонкие, почти прозрачные, аппетитно розовеющие на свету лепестки соленого сала. Под такую закуску не грех и пропустить стопочку знаменитой марфиной настойки…
Предвкушая спокойный вечер в кругу семьи, Богдан собрался было встать со скамьи, но вдруг замер: к ноге подкатился черный комок. Выглядел он как-то недружелюбно, похрюкивал и словно бы обнюхивал богданову штанину, примериваясь, куда цапнуть.
— Жена! — возопил Богдан, в сердцах хватив кулаком по лавке.
В сени выглянула Марфа, вопросительно взглянула на мужа. Как всегда под ее взглядом злость куда-то делась, истаяла, и Богдан уже спокойнее спросил:
— Это кто?
— Хранитель, — улыбнулась гадалка.
— Странный какой-то. Но разве я не говорил, что больше не желаю видеть домовиков?
— Говорил.
— И разве не ты полгода рыдала, когда наш прошлый хранитель застрял в дымоходе, да там и издох? В общем, так, жена. Первое: не нужны мне никакие домовики. Второе: пусть только попробует нашкодить, живо выкину в окошко. И третье… — Богдан оценивающе посмотрел на притихший клубок, — ты его кормила? Что-то мелковат. Пойдем, бродяга, я тебя салом угощу…
Он взял хранителя на руки и прошествовал в дом. Марфа, лукаво усмехнувшись, двинулась следом.
Муж гадалки был человеком суровым. Таким суровым, что его уважал даже хозяин верфи, на которой Богдан работал плотником, соседи обходили его стороной, а все окрестные пьянчужки побаивались его крепких кулаков.
Только домашних почему-то ничуть не страшил его крутой нрав. Вот и хранитель хозяина не испугался: уютно устроился на руках, угостился салом и, посапывая, уснул.
— Назову его Другом, — решил Богдан.
***Странный хранитель прижился в доме и чувствовал себя вполне уютно.
Спал на подушке Богдана, много ел, причем предпочитал сырое мясо, и вечно путался под ногами у Никиты, требуя, чтобы с ним поиграли. Месяц спустя
Друг вырос вдвое и сытым колобком катался за Марфой по комнатам, издавая звуки, похожие на рычание. По ночам домовик выпрыгивал в открытое окно, растворялся в темноте и возвращался только к утру. Только вот воплощаться в свою истинную сущность не спешил.
— Может, это и не хранитель вовсе, а Марфочка? — спрашивала Фира, повадившаяся каждый день забегать к гадалке. — Что-то долгонько он у тебя в коконах ходит.
У соседки коконы давно уже обратились в шустрых домовиков. Фира нахвалиться ими не могла: розовый любил работать на кухне, ловко чистил рыбу и даже научился печь пироги, а персиковый с утра до вечера занимался уборкой. Фире до ужаса любопытно было, каким же будет Марфин хранитель, и она, не желая пропустить момент обращения, часами торчала у нее в кухне, донимая вопросами:
