Мария Шабанова - Одной дорогой
— Что это вы, батенька, не знаете, кого ловите? — с недоверием поинтересовался Бонрет.
— Так что, ты думаешь, он один у нас что ли, преступник-то? — с возмущением возразил лидер.
— А что же, много их?
— Не то слово! — уверенно заявил один из наемников.
Сейчас, представляя толпу инженеров, разбегающихся по лесу, Бонрет Понн Зартис был вполне уверен, что перед ним стоят самозванцы, к тому же весьма паршивого покроя. Однако увесистые окованные дубины наемников не располагали к спору, и он решил, подыграть проходимцам будет безопаснее:
— А начальник ваш здоровый такой, в дублете, да? И выговор у него какой-то не нашенский, правильно?
— Да, да, точно он, — закивали головами наемники. — Его-то мы и ищем. Представляешь, как увидел он преступника, так и рванул галопом за ним, а куда нам, пешим, угнаться!
— Так этот-то был без коня, — машинально возразил Бонрет, но тут же прикусил язык.
— Так ясно, что без коня, — нашелся один из наемников. — Я ж говорю, галопом помчался, вот и загнал кобылку-то. Вишь какой: коня не пожалел, а поймал подонка.
Новоиспеченного охотника за головами несло, он бы придумал целую историю с погонями, битвами, геройствами и любовным сюжетом, если бы лидер вовремя не остановил его, тяжело наступив на ногу. Бонрет саркастически ухмыльнулся в усы, слушая этих сказочников, но все же указал направление, в котором ушел Сигвальд, а также описал его пленника, и слова его в точности совпали с описанием Оди, чему очень обрадовались наемники.
Трактирщик закончил рассказ и выжидательно поглядывал то на незваных гостей, то на входную дверь. Наемники в то же время так же выжидательно смотрели то на Бонрета, то на дверь кухни, откуда доносилось шкварчание сала на сковороде и сочился запах чего-то вкусного, возбудивший волчий аппетит бойцов. Естественно, в этой безмолвной войне проигравшей стороной оказался Бонрет, которому пришлось выплатить победителям контрибуцию в виде обильного обеда.
День клонился к закату, освещая лес мягким красноватым светом, пробивавшимся сквозь листву. Медные лучи падали на дублет Сигвальда, который сох, растянутый на палках, как медвежья шкура, его плащ, с трудом очищенный от грязи, и рубашку Оди, которая, словно белый флаг, колыхалась на кустах.
Прошли уже почти сутки с тех пор, как у Оди и Сигвальда не было ни крошки во рту. Сигвальд, конечно, был привычный к таким условиям и ему такой пост был не впервой, однако и хорошего настроения подобное положение дел не приносило. Он уже битый час ходил вокруг наспех устроенного лагеря в поисках хоть чего-нибудь, что можно было бы съесть, однако весной пищи в лесу было немного, так что Сигвальд не особо преуспел в своем деле.
Оди же, напротив, казалось, забыл, что его мучает голод — он смастерил нехитрое приспособление в виде полукруглой клетки из веточек, подпертой палкой, к которой была привязана нитка. Инженер лежал в засаде, надеясь поймать какую-нибудь жирную глупую птицу, которой вздумается залезть под колпак. Он был настолько увлечен своим занятием, что не видел ничего кроме своей ловушки, и лишь изредка шипел на Сигвальда, который подходил слишком близко, грозя сорвать всю охоту.
Внезапно тихий лес огласился радостным криком Оди:
— Я поймал ее! Поймал! Сигвальд, иди скорее сюда, я поймал птицу!
Сигвальд явился незамедлительно, и, бросив беглый взгляд на ловушку, с недоверием спросил, где же птица. В ответ Оди заставил его склониться над клеткой и ткнул пальцем куда-то. Теперь северянин увидел добычу инженера и не знал, смеяться ему или плакать: под большим колпаком, способным вместить по меньшей мере чайку, преспокойно прыгала маленькая серая пичужка размером с четверть кулака Сигвальда, которая, скорее всего, даже не заметила, что ее поймали. Самым правильным решением, с точки зрения бывшего оруженосца, было бы дать хорошего подзатыльника горе-охотнику. Но, глядя на сияющую физиономию Оди и на огромный синяк, расползшийся по всему левому боку инженера (тот самый, который остался от символического удара по ребрам в таверне), у Сигвальда просто не поднялась рука на этого большого ребенка, потому он просто ограничился вопросом:
— И на это ты потратил пол дня?
Самолюбие Оди было уязвлено самым грубым образом.
— Я, по крайней мере, поймал хоть что-то, — обиженно пробормотал он.
— Да, комок перьев, — в условиях голода чувство такта отказывало Сигвальду, уступая место бесхитростной прямолинейности, свойственной истинным сынам островов Велетхлау.
Оди, конечно, понимал, что Сигвальд прав, и что в птичке кроме перьев действительно ничего нет. Потому он запустил руку под колпак и поймал пичужку. Поднеся ее поближе к лицу, он всмотрелся в черные бусинки птичьих глазок, после чего разжал ладонь, дав ей улететь.
Когда приступ философских размышлений и любования природой у него закончился, Оди подошел к Сигвальду, который как раз разбирал собранный им урожай, пробуя на вкус разные корешки и откладывая совсем уж непригодные для еды. Оди долго смотрел на его крепкие руки, широкие плечи и мощную спину, исполосованную плетью, и, с тяжелым вздохом глянув на собственные тонкие запястья и узкие ладони, сел рядом.
Сигвальд молча вручил ему горсть чего-то, что посчитал съедобным, и Оди принялся старательно жевать эти дары леса, которые были жесткими и, в лучшем случае, безвкусными. Привычный к более человеческой пище, Оди через силу давился ими, но отказаться от трапезы значило, во-первых, обидеть Сигвальда, а во-вторых, обречь себя на голодную смерть. Потом ему показалось, что повисла неловкая тишина, и Оди попытался разрядить обстановку непринужденной беседой:
— Сигвальд, а ты был рыцарем или солдатом?
— Ни тем, ни другим, — коротко ответил тот.
— Оруженосцем?
— Угу.
— А почему сбежал?
— Ешь молча, — сказал после длинной паузы Сигвальд, которому тишина, видимо, вовсе не казалось неловкой.
Оди еще несколько раз пытался возобновить беседу, но бывший оруженосец оказался очень немногословным собеседником и разговор как-то не клеился. После нескольких неудачных попыток инженер махнул рукой на разговоры и полностью посвятил себя процессу поглощения корешков, пытаясь хотя бы почувствовать, как голод покидает его, однако и эта затея не удалась — такая еда оказалась не слишком питательной.
Сигвальд еще не покончил с обедом, как вдруг резко вскочил, попутно схватив меч, лежавший рядом с ним на траве, и, развернувшись, стал в боевую стойку.
— Да перестань ты, — пренебрежительным тоном сказала вылезающая из чащи леса Асель, кивнув на меч. — Ты мне нужен, — без долгих предисловий заявила она.
