Виктория Дьякова - Камни Юсуфа
Князья Ухтомский и Вадбольский в вышитых шелковых рубахах, лихо подпоясанных золототкаными поясами, испанец де Армес, чопорный и застегнутый до последней пуговки на рукаве, холопы, дворовые девки в узорчатых белозерских кокошниках и с цветными лентами в волосах, даже ключник и дворецкий, хотя время было предобеденное, самое горячее по хозяйству — одним словом, весь честной народ, кроме княгини, сгрудились вокруг двоих захваченных по дороге в Белозерье свенов, один из которых, тот что поплотнее и повыше, активно жестикулируя, что-то рассказывал окружавшему его собранию. Второй же, тезка князя, сидел рядом с вытянутым лицом и явно не разделял общего настроения.
Явление на лесной поляне двух иноземцев, хотя и говорящих по-русски, но в неведомых одеждах, со странными манерами, в первую минуту побудило князя отдать приказ повязать их и сдать в ближнем городе в Разбойный приказ. Мало ли кто бродит по лесам? То ли ведуны какие, то ли и того хуже — сатанинская сила во плоти.
И не жить бы иноземцам, если бы Вассиана не вступилась за них. Как она сказала, когда-то много лет назад ей довелось побывать в их краях, и чудные нравы свенов не должны никого пугать. Оба они христиане. Более того — православные. Могут оказаться полезны во многих делах. А что до речей их, да до манер — так все же люди на земле говорят по-разному и по-разному одеваются.
Она распорядилась, чтобы иноземцам выдали одежду, и теперь в кафтанах да в отороченных мехом шапках они, по крайней мере на первый взгляд, ничем не отличались от окружавших их служивых людей. Только вот верхом плоховато ездили.
— Ну, расскажи, расскажи еще о своем царе! — подбивал Никита Романович одного из свенов, Виктора. Именно так, на французский манер, с ударением на последний слог называла Вассиана старшего из иноземцев, — Как ты говорил, его величают? Чудно как-то…
— Феликс Эдмундович, — солидно повторил Витя — Ты, боярин, не смейся зря. Я там, — он на миг замялся, — ну, в княжестве своем, в большом уважении был. Феликс Эдмундович меня примечал. Он без меня ни одного решения не принимал. Чуть выйдет какое дело, ну, война там, значит, или еще что, так он сразу, позво… ой, нет, пригласите, да, сразу, пригласите Растопченко, говорит, я без Растопченко не могу принять решения. И все бегут, ищут меня. А я всегда готов. Днем и ночью. Сразу оперативка, ой, то есть это… вече собираем, думу, ну, нашу, в княжестве. Я быстро всем распоряжения даю. А Феликс Эдмундович во всем со мной соглашается. Только и говорит: спросите Растопченко, Растопченко лучше знает…
— А этот твой Феликс Эдмундович к Сигизмунду, королю польскому, никакого отношения не имеет? — поинтересовался молодой Гришка Вадбольский. — Что-то звучит похоже.
— Да, не-е, — Витя махнул рукой, — какой там Сигизмунд, не смешите меня. Он похож… Да кстати, у меня же портрет его есть, — Растопченко вспомнил, что обнаружил в старой своей одежде в кармане наградной значок «80 лет ВЧК» с изображением Дзержинского и теперь все время носил при себе. — Во, смотри.
— Ну-ка, ну-ка, — князь Ухтомский выхватил значок из рук Вити и присвистнул: — Гриш, гляди, на царя-то Иоанна Васильевича как похож, прям, одно лицо. Не родственник ли Рюриковичам будет?
— Как не быть, — уверенно ответил Витя. — Самый что ни на есть прямой. Царь же.
Сидевший рядом с ним Рыбкин закашлялся. Витя стукнул его по спине и как ни в чем не бывало продолжал:
— У меня один раз такой случай вышел. Война шла большая там у нас. С немцами. С тевтонами, значит.
— И у вас с тевтонами? — удивился Вадбольский
— И у нас с тевтонами. А меня послали на важное дело. В самое логово их, поразузнать, что там да как. Иду я, значит, по коридору рейхсканцелярии…
— Где идешь? — в один голос спросили слушавшие.
— Ну, по замку иду, по замку их, — опомнился Витя
— А-а…
— Вот, говорю же, а тевтон их главный, Мюллер, фамилия у него такая, он меня уже подозревать начал, стакан мне сует. Выпей мол, водички. А я ему: «Чего водички-то, водки давай!»
— Вот правильно, — согласился Никита — Ну и что, дал?
— Налил. И я ему тост сразу: «За победу, говорю, за нашу победу!». И выпил залпом, не закусывая. Он так и обомлел. А пока он там раздумывал, я сразу за Катюшей…
— Верно, с молодухой-то оно веселее, — поддержал Никита.
— Да нет, темнота, это пушка такая у нас есть, «Катюша» называется. Я из нее как шарахну. Вся эта рейхсканцелярия, то есть замок их — вдребезги. Я документы прихватил, ну, свитки всякие там, грамоты, летописи, и к своим. Разгромили мы их за милу душу. Меня Феликс Эдмундович потом награждал. Я отказывался, ведь не за награды же старался — за Родину. А он мне: «Виктор, помни, с чего начинается Родина». Аж прослезился. И товарищ Сталин меня хвалил. Всем в пример ставил.
— А это еще кто таков? — удивился Ухтомский, — что-то мы о нем пока не слыхивали. Тоже царь?
— Да нет, боярин там один… — Витя, понимая, что слегка запутался, постарался уйти от ответа. — А работать как тяжело было, — перевел он тему, — все самому, самому, поручить некому. Тугодумы все такие. Вот подчиненный у меня был, ну, порученец, Безруков фамилия. Так выгнать пришлось, ни черта не соображает, только портил все. Уж я ему и так, и так объяснял…
— Да ты бы приказал его выпороть хорошенько, — весело посоветовал Никита. — Коли работать не хочет, пороть надо, вот и весь сказ. Верно я говорю? — он обернулся и тут заметил подъехавшего князя Алексея.
— Вот рассказывают нам свены о жизни ихней заморской, — весело сообщил Никита, беря под уздцы княжеского коня. — Ты бы послушал, Алексей Петрович. Не скучают свены за морем, воюют, да все с молодухами на войну ходят. Тевтоны, знаешь, и до них добрались, оказывается.
— Некогда мне слушать, — ответил князь, спрыгивая с лошади, — пойдем, Никита, надо потолковать. А остальные пусть слушают, коли охота. Тебе потом расскажут.
Видя, что князь настроен серьезно, даже озабочен, Ухтомский перестал шутить, пожал плечами и послушно последовал за Алексеем в дом. Настроение князя повлияло и на остальных, народ постепенно разошелся. Витя спрыгнул с опрокинутой бочки, сидя на которой он выступал перед публикой. Рыбкин, помалкивавший перед тем, наконец, высказал свое отношение к его рассказам, покрутив пальцем у виска:
— Спятили, что ли, товарищ майор, — тихо, чтоб не услышали, сказал он, наклонившись к витиному уху, — про Дзержинского такое говорить? Стыдно ведь, а вдруг раскусят?
— Да ладно, — отмахнулся Витя. — Откуда им знать-то? Ты вот что лучше мне скажи, тебе испанец этот, который на золотой лодке капитан, как? Подозрительным не кажется?
