Виктория Крэйн - Зов Ночи
Дженни про себя пожалела Криса. Если все то, о чем она подозревала — правда, то у него нет никаких шансов против рокера. А в том, что между Аэданом Шиеном и Никой было что-то серьезное, она не сомневалась. И это совершенно не обязательно должно было быть сексом, а уж тем более романтическими отношениями.
Джен вздохнула. Она чувствовала, что теряет подругу, это ее и злило, и расстраивало одновременно. Она хотела что-то сделать. Помочь, встряхнуть Нику, но она не знала, как. Надо было все выяснить. Если бы не это, она бы ни за что не согласилась идти на концерт. Надо же, как быстро она возненавидела все, что было связано с Шиеном. А ведь раньше она так по нему страдала! Обычное дело — девочка-фанатка… Теперь же она содрала со стен все плакаты со “Screaming Eternity” и выкинула их в мусор. И не капли не пожалела о содеянном. Она видела собственными глазами — Дан не простой человек, и он что-то сделал с Никой. И подруга медленно и неуловимо менялась. Пока нельзя было сказать, что конкретно изменилось в ее внешности или поведении. Но это был вопрос времени. Джен чувствовала угрозу. Сначала она списывала все на странные события с Никой, но потом поняла: дело в другом. Она снова переслушала все песни Дана, и они перестали ей казаться такими уж романтичными и невинными. А порез Ники довершил дело.
Догги коснулся руки Джен, та очнулась от своих мыслей и повернулась к приятелю.
— Смотри, все в зал ломанули. Наверно, концерт сейчас начнется. Наши — вон, почти у входа.
Брайан тащил Нику вперед, уверенно расталкивая толпу. Крис пробирался следом. В небольшой зал умудрилась набиться уйма народу. От некоторых любителей подогреться перед концертом буквально за несколько метров разило пивом.
Они остановились у самой сцены, от нее их разделял лишь один шаг да небольшая оградка, которая не давала притиснуться к сцене в упор. «Прям как у нас», — подумалось Нике. Хотя нет, в Москве на подобном концерте вдоль сцены стояли бы охранники, да и народ бы ощутимо давил им в спины. Здесь все было несколько более цивилизованно. А может, просто потому что концерт был для вип-гостей и журналистов. В больших залах, где обычно выступала группа Дана, все было бы по-другому. Ника не часто ходила по концертам у себя дома, но в клубах, наверно, обстановка была такой же.
Тем временем в зале почти полностью погас свет. Со сцены поползли подсвеченные голубоватые клубы дыма. Поклонники в зале взорвались стоном-призывом. Брайан сообщил на ухо пораженной девушке, что это своего рода ритуал перед концертами “Screaming Eternity”. Когда клубы развеялись, Ника увидела в центре сцены Аэдана Шиена в черном бархате, неестественно светящемся в свете прожекторных лучей. Его волосы были зачесаны назад, а на лбу странным внутренним светом сиял небольшой ромбовидный черный камень, вделанный в тонкий серебряный обруч. Дан казался магистром какого-то таинственного ордена. Чужой — вот единственное слово, которое подходило этому человеку больше всего.
Луч прожектора поочередно выхватывал из тьмы остальных участников группы. Дан вытащил из стойки микрофон и очень тихим голосом поприветствовал собравшихся. Этот исполненный мистической, потусторонней силы голос, казалось, проникал в каждую клеточку тела Ники, и она почувствовала, как вдоль ее спины пробежали мурашки. В зале раздался девчоночий всхлип.
— Я хочу посвятить наше сегодняшнее выступление Магии, — Дан окинул глазами зал, и снова ответный стон-всхлип. — Магии красоты. Магии вечности.
Где-то сбоку зазвучала флейта. Ее звук был полон светлой печали. Потом к ней присоединился звон колокольчиков и легкий перебор акустической гитары. Дан Шиен отступил вглубь сцены. Луч света выхватил справа от него темную фигуру с флейтой в закрывающем все лицо капюшоне. А слева появилась очень худенькая девочка со скрипкой в руке. Зал замер, музыка поглотила всех полностью. Ника не запомнила момент, когда вступил голос Дана, мягкий и завораживающий. Он медленно обхватил за плечи скрипачку и, казалось, пел ей одной.
Звук, похожий на звон разбитого стекла, прорвал тишину. Дан отпустил девушку, и фигуры флейтиста и скрипачки исчезли во тьме. Зал не успел прийти в себя, как раздались звуки следующей песни. Дан взял гитару, черную, как и его одежда, и его рука пробежала по грифу.
— Наконец-то они заиграли что-то нормальное, — услышала Ника позади себя голос Догги. — А то с их первой вещью только в гроб ложиться.
— Да тихо ты, осел, — одернула его Джен.
Ника с облегчением отметила, что друзья ее не покинули. Они рядом и, кажется, оттаяли. Она почувствовала, как Джен коротко сжала ее затянутую в кожу руку.
“Screaming Eternity” отыграли еще одну композицию. Ника вначале прислушивалась к текстам. Песни и инструментальные композиции были подобраны так, что продолжали историю, начатую первой вещью. Историю двух влюбленных, разлученных смертью. Это было похоже на какую-то рок-оперу. Голос Дана, чистый, сильный, мог держать ноту сколь угодно долго. Одно дело слушать его в записи, и совсем другое — живьем. Ника не ожидала, что будет настолько потрясена.
Она почти не слышала слов. У нее начало складываться ощущение, что она смотрит в зал, на сцену как бы со стороны. Ее сознание покинуло тело, она плыла по воздуху и видела замершую себя, одухотворенные лица поклонников, широко распахнутые глаза девушек, задумчивые лица молодых людей. Нике стало хорошо и спокойно. Она поймала поток силы, не видимый ею в материальном мире, и нежилась в нем будто в ласковых морских волнах. Сверху девушка видела каждый импульс, шедший со сцены в зал, и это было так прекрасно, что Ника поняла: она не хочет возвращаться в реальный мир.
В зале не оставалось ни одного равнодушного человека. Не было там и обязательного истеричного визга концертной толпы. Все словно принимали участие в магическом действе. И Бал правил Дан Шиен. От его взгляда лучами исходил голубовато-серебристый свет и зажигал души присутствующих.
Вдруг в сердце Ники будто ударила молния. Она вздрогнула и вернулась. Только вот замечталась ли она под влиянием какого-то странного чародейства, или дух ее действительно возвратился в бренную оболочку — об этом Ника заставила себя не думать, слишком уж непонятно и жутко. Она вернула взгляд на сцену. Дан Шиен возвышался прямо над ней и смотрел прямо ей в глаза. Песня пелась для нее одной — это она совершенно отчетливо поняла. И не важен был сам текст. Ника чувствовала, что ее душа поймана, и нет никакой возможности вырваться. Она ощутила боль, но боль сладкую, похожую на истому. Это чувство и пугало, и вызывало восторг…
