Олег Дивов - Стрельба по тарелкам (сборник)
Инспектор пригляделся, оценил расклад сил и говорит:
– А ну-ка, устроим этому «синему», как на реальной войне! Чтобы знал! Слушай меня! «Зеленый» наводит помеху, у штурмовиков сбоит навигация, и они наносят удар по своим! Выполнять!
На КП, конечно, расстроились. И «синий» красиво из мешка выходил, и «Воронам» пришлось бы по итогам дня обнулять память, чтобы глупостям всяким не учились. Но не спорят с главным инспектором, когда он хочет в войну поиграть.
Эскадрилья, ругаясь про себя последними словами, взяла «Воронов» на ручное и довернула, куда сказано.
Тут как нарочно «зеленые» засекли мобильную группу и приняли ее за авангард главных сил противника. Высчитали, где должно быть ядро «синих», и бодро нанесли в ту сторону – по степи глухой – такой могучий удар, о котором говорят: «Вон летит наш военный бюджет».
Ракетные батареи «зеленых» открылись перед «синими» как на ладони. Та самая мобильная группа чудесно их накрывала. Получив приказ «хреначить немедленно всеми наличными средствами», группа встала, развернулась – и захреначила.
Совершенно точно зная, что своих на линии огня нет.
На КП посредник увидел, как пересекаются траектории штурмовой эскадрильи и «синего» залпа, сдвинул фуражку на затылок и сказал:
– Оцените, господа офицеры. Из пушек по воробьям. Интересно, проскочат или нет?
На реальной войне противник стреляет по штурмовикам из всего, от пистолетов до танковых орудий. А поскольку линия соприкосновения войск – место суматошное, то и от своих штурмовикам достается. На них случайно роняют сверху бомбы, нечаянно поддают под зад из минометов и гаубиц, по ошибке догоняют в загривок ракетами. Но групповой ракетно-артиллерийский заградительный огонь – это уж извините, такого в природе не бывает. Натурально из пушек по воробьям.
Воробьи обычно не выживают, сдувает их. А в штурмовик надо еще попасть.
Конечно, всем было очень интересно, что получится. Господа офицеры на КП бились об заклад: уцелеют штурмовики, наткнувшись на залп, или нет, и сколько конкретно накроется.
А звено капитана Боброва, как раз плотно вставшее на боевой курс, влетело в рыже-фиолетовую огненную стену, в это марево и зарево, в этот последний день Помпеи – и сгинуло в нем.
И слышно было только, как капитан, известный железным самообладанием в воздухе, сказал три коротких русских слова:
– За мной, проскочим.
Он хотел уйти круто вниз, но успел только обозначить это движение, опустив нос. Здоровенный снаряд условно жахнул капитану прямо в двигатель. Бобров произнес одно русское слово, после чего от обиды замолк насмерть, долго не могли докричаться до него.
Двое из ведомых капитана, Чумак и Хусаинов, условно прожили в стене огня еще долю секунды. Чумаку снесло хвостовое оперение; Хусаинов забодал ракету «земля – земля». Можно было с чистой совестью лететь домой, что оба и сделали, засоряя эфир неуставной лексикой. А вот замыкающему, старшему лейтенанту Пейперу, про которого болтали, что он гениальный пилотажник, и это его однажды погубит, – не повезло. Из огня он выскочил целехонький, но напоролся на тылы «синей» группы, где ползла себе потихоньку неисправная зенитка. Неисправная реально, поэтому с нее поотвинчивали разные нужные детали, а саму зенитку перевели на полный ручник и выдернули все штекеры из разъемов – мало ли, вдруг пальнет. Вел машину экипаж из писарей, художников и поваров, то есть людей вменяемых, к подвигам не склонных. Эти-то интеллигенты и засадили Пейперу в лоб из четырех стволов и с двух направляющих – спасибо, условно.
Соображать надо все-таки, что один из штекеров втыкается не в ерунду типа датчика наполнения туалета, а в распознавалку «свой-чужой».
Поняв, что его опять сбивают дружественным огнем – второй раз за последние три секунды, – Пейпер крутанул противозенитный финт на недопустимой высоте и зацепил крылом самоходную полевую кухню. Кухню он разнес в клочья, а себе сломал руку, два ребра, вывихнул ногу, выбил зуб и еще ручку управления вырвал с мясом.
Он этой ручкой надавал по головам солдатикам, которые прибежали его извлекать из-под обломков.
«Синие» вообще ничего не поняли.
Инспектор, очень довольный, ушел обедать. Сказал, вот именно такой бардак на реальной войне и бывает… Сынки!
Господа офицеры на КП подсчитывали, кто кому сколько проиграл.
Командир «синих» открытым и не вполне цензурным текстом просил объяснить, куда это с такой скоростью улепетывает его воздушная поддержка.
Дальше все пошло наперекосяк из-за того, что Пейпера увезли в госпиталь. В других обстоятельствах командир штурмового полка должен был пригласить к себе «комэска-раз» и жестоко обидеть. Затем комэск приватно обидел бы Боброва. Потом застроил бы эскадрилью и вывел из строя Пейпера, дабы общественность знала, кто у нас герой дня. И уж после Бобров, в свою очередь…
Бобров решил, что раз Пейпер выбыл из игры, то и ему этот цирк тоже не интересен. Он пошел в санчасть, выпросил бюллетень и очень быстро покинул расположение полка. Вслед капитану помчался выговор за низкую летную дисциплину звена.
Чумак нашел у себя на хвосте ссадину и потребовал расследования – какая зараза стреляла боевыми. Поскольку вся пальба была компьютерной симуляцией, командир штурмового полка назначил сразу две экспертизы. Одна должна была установить, как именно Чумак ободрал самолет, другая – зачем он это сделал. Вторую экспертизу повесили на психолога, который тут же скрылся в направлении санчасти.
Хусаинов написал рапорт, где обстоятельно изложил, почему и отчего «Вороны» не могут наносить дружественные удары, а значит, летное происшествие со звеном Боброва не следует отражать в итоговом протоколе учений.
У Пейпера в госпитале установили ко всему прочему еще и сотрясение мозга. Пейпер заявил, что долго терпел, как над ним измывались Военно-Воздушные Силы, но всему есть предел, и теперь-то господа начальники точно могут сушить сухари.
Бобров лежал дома, слушая, как ноет сердце.
* * *Стас Васильев шел по аэродрому, мечтательно улыбаясь. Все вокруг было настоящее. Бетонка, ангары, даже забор вдалеке – именно такие, как положено настоящей летной части, которая занята настоящей работой.
Этот аэродром и летная база родного училища были словно две капли воды. Но то ли в здешнюю воду плеснули топлива, то ли она от природы уродилась жестче – все казалось более выпуклым, четким, живым. И люди тут служили… Живые. Даже встречный механик козырнул молодому лейтенанту именно так, как очень занятой опытный механик козыряет молодому лейтенанту. У механика были чистые ухоженные руки, но на щеке красовалось пятно смазки: наверное, ковырялся глубоко в брюхе «Ворона», приложился и не заметил.
