Диана Гэблдон - Гуманный убийца
Она была врагом. Она была его врагом. Самым что ни на есть вражьим врагом.
Но вот она спросила его:
— За что же ты бьешься, Нитц?
И он не смог удержаться и не ответить ей. Он со вздохом проговорил:
— За Фраумвильт.
— Как-как?
— За Фраумвильт, — повторил он. — Это булава моего отца.
— Ты готов рисковать жизнью ради оружия?
— Это как сказать. На самом деле жизнью будет рисковать Мэдди. И речь идет не просто об оружии, это ведь Фраумвильт.
— Слушай, — сказала она. — Не знаю, что у вас тут болтают про хашуни, но, Богом клянусь, врожденной способности понимать слово, если его тысячу раз повторят, у нас нет! Кто был твой отец и почему его булава столько для тебя значит?
Нитц скривился, как от боли. Он-то надеялся утаить от нее некоторые обстоятельства. Уж всяко не стоило говорить об отце с этой язычницей, вполне способной лишить его жизни. Ибо эта Армеция, напомнил он себе, была как-никак язычницей, а будучи таковой, не могла не быть премного наслышана о деяниях его отца.
И снова он не смог удержать в себе правду.
— Его звали Калинц, — сказал он и затаил дыхание, ожидая, что будет.
Она моргнула, и он перевел дух. Он вообще-то ждал худшего.
— Калинц, — повторила она.
— Калинц.
— Тот самый Калинц?
— Да, тот самый.
— Калинц по прозвищу Блаженный Убивец?
— Да.
— Калинц, которого называли Божьим Бичом Юга?
— Ну да.
— Калинц, который…
— Божественный Разрушитель и Славный Мясник, он же Смиренный Убийца и Скромнейший Палач, — Нитц прокашлялся, — равно как и Насильник Свыше, особенно в последние годы.
Он ждал, что она вот-вот обрушит на него всю свою магию. Заморозит его, сожжет, превратит в жабу. Или сделает так, что из его яичек проклюнутся желтенькие цыплята. Во всяком случае, хотя бы отзовет сэра Леонарда из его нынешнего сражения и просто велит по-быстрому свернуть ему шею.
Вот чего он совершенно не ждал, так это того, что она почешет затылок, проглотит остатки вяленого мяса… а потом — пукнет.
— Вот это да, — сказала она.
— Так ты меня не… — Он прикусил язык, не ведая, как продолжить и верить ли нежданному счастью. — В смысле, ты на меня не слишком разозлилась? Ведь ты же полу…
— О чем мне и напоминают ежедневно и ежечасно все, кому только не лень. — Усмешка Армеции обрела горький оттенок. — Причем с обеих сторон. У родни со стороны отца, по крайней мере, был повод меня презирать. — И она вновь улыбнулась Нитцу. — Довольно будет сказать, что принадлежность к семье не всегда является тем благословением, которого мы ждем.
— А я, кажется, начинаю понимать, каким образом книга может стоить схватки с драконом.
Армеция вновь потянулась за кусочком вяленого мяса.
— По-моему, — сказала она, — я выразилась изящней.
— Да, наверное.
— Однако послушай, — начала Армеция. — Дракон, он ведь большой. Его можно разделить на много кусочков поменьше. По крайней мере, мы оба сможем доказать, что именно мы убили его.
— Если только мы вообще сумеем сразиться с ним, — сказал Нитц и посмотрел на вход в логово. — Не туда же за ним лезть, право слово!
— Да, там уж больно темно, — согласилась Армеция.
— А он, похоже, совсем не намерен вылезать, — сказал Нитц и вздохнул, потому что Мэдди с Леонардом, продолжая волтузить друг дружку, вновь выкатились на видное место. — Хотя мог бы и вылезти. Неужели не любопытно взглянуть, что тут за шум такой?
— Да, пожалуй.
Армеция в задумчивости поскребла подбородок, и в сердце Нитца шевельнулась тень ревности. Ну почему у нее при этом был настолько более умный вид? Вот что интересно было бы знать.
— Кажется, я что-то придумала, — сказала она. Повернулась к дерущимся и рявкнула приказным тоном: — Ленни, прекрати драться!
Едва прозвучали эти слова, как рыцарь опустил отсеченную руку, недоуменно уставившись на хозяйку. Оскорбленное достоинство, впрочем, немедленно сменилось ненавистью, ибо обмотанный кожей кулак Мэдди тотчас врезался ему в челюсть, распластав рыцаря на земле. Она уже занесла топор, но тут Нитц, стряхнув изумление, выкрикнул:
— Мэдди, стой! Не смей его убивать!
— По мне, так у нас с тобой разные мнения о том, кто тут командует, — не спеша опускать топор, отозвалась воительница. — Почему бы мне его, собственно, не убить? Хотя бы для смеха?
— Он нам пригодится, чтобы повергнуть дракона, — сказал Нитц и посмотрел на Армецию. — Ты ведь примерно это хотела сказать?
— Верно.
— Слышишь, Мэдди? — спросил Нитц. — Между прочим, он совсем не чувствует боли. Он неживой!
Выражение ее лица мигом переменилось. Путаница шрамов словно бы оплыла, точно у готового заплакать ребенка. Вздохнув, она уложила топор на плечо, отвернулась и пнула землю.
— Какой же тогда смысл…
Нитц про себя улыбнулся. Обычно требовалось куда больше усилий, чтобы ее остановить. Тут ему пришло в голову кое-что еще, и он резко обернулся к Армеции.
— Погоди, — проворчал он. — Ты, помнится, только что говорила, что сейчас не можешь им управлять, поскольку он не покурил.
— Ну, приврала немножко, и что с того? Так уж совпало.
— Это не совпадение! Это значит, что ты…
— Как я только что говорила, — перебила она, — нам необходимо заставить дракона выйти наружу. Приманки для этого у нас нет. И в достаточной мере раздразнить его тоже вряд ли получится.
— В вежливой беседе такого обычно не говорят, но, скажи на милость, что нам следует предпринять?
Ее зубы опять сверкнули в улыбке, и Нитц отметил, что на сей раз улыбка получилась не слишком приятной.
Армеция сказала:
— А мы его выкурим.
Чуть позже она рассматривала несколько мешков, кое-как скрепленных вместе и набитых куревом, что придавало им вид каких-то уродливых овец зеленовато-джутовой масти. Куда больше Нитца привыкшая к едкому запаху, Армеция обратила на сэра Леонарда свирепо-подозрительный взгляд.
— Говоришь, это все?
Рыцарь ответил очень неохотно — в самый первый раз с тех пор, как Армеция поставила его себе на службу. Глаза у него были удивительно ясные и вменяемые, и это не могло не беспокоить ее. Он еще и стоял пугающе прямо. Свежеприращенная рука дрожала от сдерживаемого гнева.
— Ленни, — проговорила она, для вида отступая на шаг, — это весь твой запас?
— Это все, чем я могу поделиться, — отрезал он. — Впрочем, если хочешь меня как следует разозлить, что же, забирай последний кисет.
— Я бы не отказалась посмотреть на тебя обозленного, — с весьма несимпатичной улыбкой заметила Мэдди.
