Наталья Ручей - К черту! Но если ты сделала все эти глупости…
Спину Адэра покалывало от спокойствия Ризгора. Демон не врал, или, по крайней мере, верил в то, что говорил. Адэр вдруг вспомнил, как Вилла сказала, что произошла ошибка, она вовсе не должна была оказаться в его постели. Только сейчас он понял, что она имела в виду.
Искала другого любовника? Возможно. Но нашла его, и доверилась, и заставила верить. И самое главное, — Адэр спрятал эту мысль, закрыл на второй блок, чтобы демон не услышал, — Ризгор говорил о девушке в настоящем времени. Маленькая вероятность, ничтожная, но она могла быть жива.
Секунды бежали песчинками в часах, и отбросив сомнения, Адэр переместился в бывшую комнату Ризгора, которую занимала Ру. Меньше секунды на то, чтобы обнять девушку, шикнуть, приказав слушать:
— Если задам вопрос, скажешь да.
— Кто ты?
— Я могу вернуть тебя в Анидат.
Плетью ударила злость по позвоночнику, голос Ризгора разлился по комнате желчью:
— Нет! Мое!
Ру переводила взволнованный взгляд с одного на второго, ее фиолетовые крылья распахнулись, выставив тавро любовника, и тут же спрятали постыдную метку. Она прижалась к Адэру, интуитивно почувствовав, что он говорит правду или надеясь на любой шанс удрать от хозяина.
Ее глаза молили об ответе и Адэр едва заметно кивнул. Да, может, да, перенесет, нюансы ей знать необязательно.
— Прочь!
— Портал.
Ризгор не рискнул приблизиться: были точки во вселенной, которые доступны черту и закрыты для других демонов. Адэр поставил на темную лошадку, и угадал: эта легал по какой-то причине была нужна хозяину города.
— Хорошо, — он скривил губы в улыбке, — кто я, чтобы удерживать тебя от смерти? Отойди от нее, и я открою портал. Клятва демона.
Клятва, которая вела к проклятию, если ее нарушить, и демоны ею не разбрасывались. Проклятие для них — жизнь среди смертных, в качестве одного из них. Адэр выпустил Ру, она замешкалась, и он подтолкнул ее к Ризгору, отвел взгляд, когда обратилась с мольбой.
— Иди ко мне, — Ризгор прижал к себе Ру, закрыл блаженно глаза, так, будто мог испытывать удовольствие от элементарных вещей, его губы шептали заклятье. — Все, портал открыт.
Ризгор сухо рассмеялся, но смешинки глаз не затронули.
— Портал открыт, — повторил самодовольно, — но ты им не воспользуешься.
Прежде чем Адэр бросил силы на то, чтобы закрыться, почувствовал вторжение в свое тело. Ему казалось, что у обрыва было больно? Ему просто казалось. Боль — это второе вторжение за сумерки, это когда крик застревает в пересохшем горле, а конечности атрофируются, и ты куклой оседаешь на пол. Боль — это голос Ризгора сквозь наступающую пелену, когда не можешь послать к черту.
— В этом городе я — власть. Единственная власть, Адэр. Жаль, что ты не усвоил этого на прошлом уроке.
Прошлый урок был почти безболезненным, была бы душа — разорвалась, а так…
На этот раз хозяин города не просто вошел в его тело, он выжал силы, подавил эмоции, придушил самоволие. Адэр будто со стороны наблюдал, как демон перенес его в подвал, ощутил падение на сырой пол, почувствовал капли тухлой воды на губах, но не смог пошевелиться.
Вилла мертва — это второй урок, а он выживет, как обычно. Немного боли, оцепенение и временный паралич — плата за неусвоенное домашнее задание.
Прошлым уроком была Летха.
Глава № 6
Вилла была уверена, что все, что происходит — сон. Всего лишь сон, в котором падаешь вниз, чувствуя, что летишь вверх, солнце и облака, которых здесь быть не может априори, сменяются темнотой и звездами, — звездами?! — морозный ветер летним бризом и дождем. Холод — жаром, страх — надеждой, невесомой, хрупкой: все обойдется.
Луч слепит глаза, улыбаешься на прощанье. Солнце!
Обернуться, сказать ему, спросить за что… «Некому говорить. Не с кем выяснять отношения. Предал», — вспыхивает в мыслях, и вот ты стоишь на большом камне, рассматривая серые нити, тянущиеся вдоль тела, вздрагиваешь от крика гаснущих фонарей, прислушиваешься к трепету синих ромашек. И думаешь: идти ли? И понимаешь: не идешь, падаешь, а мысли — хаос, нагромождение страха, последнее, что от тебя осталось.
Нет жизни.
«Есть вечность», — утешает кто-то невидимый. И ты пытаешься уверовать, успеть уверовать, хотя смерть так близко, что ты понимаешь: вечности нет, а ты просто врешь себе.
Свет фонарей ближе, а крик твой собственный.
Тело обжигает брызгами серого фонтана, он перевернутый или ты летишь вверхтормашками? Окутывает смогом, и десятки призрачных рук тянутся и тянут тебя, желая взять по кусочку, а ты боишься дышать. Или уже не дышишь?
— Дрожит… — шепот.
— Плачет… — стенание.
— Дышит… — возмущение.
Значит, все-таки дышишь, но открыть глаза не пытаешься. Во сне это необязательно, скорей бы все закончилось, думаешь устало, и с удивлением отмечаешь усталость. Разве во сне так бывает?
Полупрозрачные монстры кружат, подкрадываются. Запах гнили ударяет в ноздри с их приближением.
— Го-ло-од… — долгий вой одного из призраков. — Мо-я!
И ты понимаешь, что спишь с открытыми глазами, и пусть это сон, пусть ты едва дышишь от ужаса, поднимаешься, шатаясь, как береза от урагана, и кричишь, так громко, как позволяют легкие:
— К черту!
Страх вибрирует, перетекая в отчаяние, духи сжимают тебя в кольцо, ты хватаешь первое, что попадается под руку, хотя знаешь: отбиваться палкой смешно. Страшный сон, а ты смеешься. Закрыть глаза, ущипнуть себя, проснуться…
Не получается, машешь палкой, твой смех становится истеричным.
«Не хныкать», — повторяешь себе, утирая слезы, дрожишь в ознобе и обхватываешь палку двумя руками. Огромную, чуть прохладную. Мохнатую?!
Возмущенные голоса раздаются у твоих ног приглушенно. Удивляешься, как голоса могут быть у твоих ног? Ты не умеешь летать, разве что палкой махала, как ободранным крылом легал, но палка — не крылья, и ты в который раз пробуешь разбудить себя, в который раз открываешь глаза и кричишь — кажется, уже по привычке.
Бестелесные полотна кружат вокруг высокого цветущего дерева — липа, определяешь по аромату, и вспоминаешь, когда успела забраться на верхушку, а главное: как?! И не палку сжимают твои руки, а толстый изогнутый сук с бело-розовыми цветками. Ты так высоко, что земли практически не видно, и дрожишь сильнее, потому что вопросы растут, как страх, а летать ты так и не научилась.
— Кто ты? — из массы стонущих у основания липы выделяется один голос. Властный, но с нотками удивления, за которые ты хватаешься, принимая за расположение, или как минимум — нейтралитет. Ты стараешься рассмотреть говорящего, но он сливается с бестелесными, и ты понимаешь: один из них, он просто один из них.
