Марина Дяченко - Ритуал
Арман знал, что ночные бдения ее бесполезны. Давно охрипли глашатаи на городских площадях; давно вернулась в привычное русло жизнь в королевском дворце Верхней Конты, а в сопредельных странах размеренное течение будней и вовсе не нарушалось. Похоже, три королевства со спокойной совестью оставили Юту дракону.
Исследования Юты зашли в тупик, потом вырвались из него — были найдены символы «море» и «ужасный» — и опять застопорились, увязли в бесконечных хитросплетениях незнакомых знаков. Несколько поостыв, она снова проводила дни на башне, посвятив долгие часы разглядыванию пустой дороги.
И — странное дело! — вскоре она подметила, что и Арман занят тем же. Вылетая из замка в драконьем обличьи, он подчас пренебрегал охотой и дальними полетами, чтобы покружить над дорогами, будто кого-то высматривая… Похоже, появления освободителя он ждал с не меньшим, а скорее даже с большим нетерпением, нежели узница… А зачем, собственно?
Юта задумалась.
До сих пор сам процесс освобождения представлялся ей достаточно туманно — явится, мол, рыцарь, победит дракона в битве… А что значит — победит, и как это будет выглядеть?
Арман кружил над берегом — освещенная закатным солнцем бронированная громадина. Юта посмотрела на дорогу и представила вооруженного всадника, бросающего вызов дракону.
У рыцаря копье, каленый меч, и даже шипастая палица… Может он повредить чешую? Хоть сколько-нибудь значительно повредить, не говоря уже о снесении головы, как это утверждается в старинных легендах? Удастся ли вообще нанести разящий удар прежде, чем витязя сметет с лица земли огненный смерч?
Постойте-постойте, подумала Юта в панике, но не может же ящер быть неуязвимым? Сколько существует преданий о победителях драконов, которые приносили домой кто язык, а кто целую отрубленную голову!
Отрубленную голову… Юта сглотнула.
Арман кружил, нежась в восходящих потоках теплого воздуха; был он похож на геральдическое чудовище, сошедшее с гравюры; силуэт его на фоне розового неба был грозным и грациозным одновременно.
Может быть, он ждет рыцаря, чтобы пожрать его, как дикую козу? Может быть она, Юта, мысленно призывающая Остина, неосознанно желает принцу погибели?
Она тут же отбросила эту мысль, как непереносимую. Освободители являются, чтобы побеждать, а как же иначе?
Но мысль, отодвинутая в самый дальний уголок сознания, все же не желала уходить. Ночью Юте привиделось небо, сплошь закрытое перепончатыми крыльями, и потоки пламени, холодного и липкого, как кисель… Арман-ракон щерил зубастую пасть, и вываливался меч из чьей-то ослабевшей руки.
У Юты пропал аппетит, она бродила по замку поникшая, потерянная, опустошенная. Арман поглядывал на нее обеспокоено.
Спустя несколько дней он принес кого-то в когтях. Юта, дежурившая на башне, перепугалась до смерти — ей показалось, что дракон тащит еще одну похищенную принцессу. Но, присмотревшись, она заметила, что новая жертва крылатого ящера покрыта белой шерстью и четыре ноги ее, снабженные маленькими черными копытцами, беспомощно дергаются в воздухе.
Бросившись вниз, в комнату с камином, Юта застала там Армана-человека и при нем ошалевшую, напуганную, однако целую и невредимую дикую козу.
— Это молоко, — небрежно объяснил Арман в ответ на молчаливое Ютино изумление. — Хочешь молока? Вот и подои ее.
Юта и коза пристально друг на друга посмотрели. Принцесса огляделась в поисках подойника — и обнаружила на столе очень удобный для этой цели кувшин. Коза отступила на шаг, не сводя с Юты настороженного взгляда.
— Может быть, ее привязать? — осторожно предположила Юта.
— Я подержу, — предложил Арман все так же небрежно.
Теперь коза переводила встревоженный взгляд с одного на другого и все пятилась, пятилась, пока не наткнулась на кресло.
Арман решительно шагнул вперед — коза, знавшая его как ужасного дракона, заблеяла в тихой панике. Арман ухватил ее за миниатюрные рожки, а Юта накинулась сзади, грохнула кувшин на пол и обеими руками вцепилась в тощее козье вымя.
Коза завопила что есть силы. Вымя выскользнуло из Ютиных пальцев, а кувшин, громыхая, покатился по полу, ударился о стену и рассыпался грудой черепков.
— Что же ты… — пробормотал Арман. Вырвавшаяся коза забилась в угол и оттуда посверкивала круглыми от ужаса глазами.
— Милостивый государь, — сказала Юта горделиво. — Неужели вы думаете, что принцессы во дворце ничем другим не занимаются, только вот коз доят, да?
Арман не нашелся, что ответить.
После еще нескольких неудачных попыток подоить козу Арман предложил задрать ее и съесть. Впрочем, добросердечная принцесса сумела-таки отговорить его — животное было выпущено на вольную волю. Юта же осталась в заточении.
* * *Гигантские птицы — калидоны — вывели птенцов. Щурясь от ветра, Юта смотрела, как поднимаются над кромкой гнезда сиреневые головки, покрытые свалявшимся пушком, как разеваются желтые рты и как деловитые родители забрасывают туда мелкую рыбешку. Взрослые калидоны были белыми, как облака, и грациозными, хотя и крайне скандальными созданиями.
Однажды Арман спустился в подземелье, в клинописный зал, и не велел Юте беспокоить его.
Юта и не беспокоила. В последнее время она несколько охладела к тайнам клинописи, уединение же Армана показалось ей весьма удачным обстоятельством: теперь она имела возможность посетить давно интересующее ее место. Местом этим была комната, которую, и не без оснований, она считала обиталищем Армана.
Трудно сказать, почему ее так туда влекло. Она прекрасно понимала некоторую бестактность такой затеи и мучилась стыдом; ясно было также, что Арману не понравится ее визит, если он о нем узнает. Но любопытство ее, не утоленное загадками клинописного зала, оказалось сильнее и страха, и деликатности.
Тяжелая дверь не была заперта; воровато оглянувшись, Юта скользнула вовнутрь, оставив ее приоткрытой.
Комната оказалась неожиданно большой, пустынной, пыльной; одно узкое окошко под потолком едва пропускало свет дня.
Юта огляделась; вдоль стены тянулась узкая деревянная скамья, напротив, тяжело вдавившись в каменный пол, возвышался сундук — отшлифованный до блеска, но потускневший от времени. А в отдаленном, затянутом паутиной углу…
Юта встрепенулась. Там, в углу, стояло большое зеркало, тусклое, надтреснутое.
Горгулья, кто бы мог подумать, что в этом замке может оказаться зеркало! Даже такое пыльное… Неужели Арман имеет обыкновение глядется в него, прихорашиваться?! По нему не скажешь, однако зеркало — вот оно!
