Нихилени (СИ) - Ойтен Мирланда

— Ан, что это?! — чернорясый упал и заполз под стол. То ли безнадёжный трус, то ли наконец-то понял, что только мешается.

— Заткнись, — Ан подняла дробовик. Оставалось надеяться, что она не забыла, как им пользоваться по назначению.

Светлое пятно не двигалось. Потом медленно просочилось сквозь окно. Ан выстрелила. Брызнули осколки стекла и дерева, но пятно осталось невредимым. Круглое облачко света изменилось и приняло форму небольшой человеческой фигуры.

— Ты убила моих зверей, — мягкий, искажённый, словно пришедший издалека голос звучал ровно. Понять по нему, кому он принадлежит, мужчина или женщине, было невозможно. — Зачем?

Ан послала его и опустила оружие. У обманки нет своего тела, это иллюзия, поддерживаемая разумом чёртового колдуна. Можно хоть обстреляться, толку не будет.

— Чего тебе надо?

— Я хочу поговорить. Ты не узнала меня?

Ан промолчала. Меркий стоял у неё за спиной и клацал зубами. Кел зарычал. В свете нарастающего сияния обманки он стал похож на чёрного демона

— Меркий, быстро ляг под стол и зажми уши! — Ан поняла, что сейчас будет.

— Ты не одна? Познакомь меня со своим другом. Где он? Я его не вижу.

Ан послала его в третий раз. Меркий после пинка выполнил её указание.

— Ты очень грубая. Тебе же хуже!

Ан не стала дожидаться, чем именно будет хуже, и протянула к облаку руку. Когда железные пальцы сжали проекцию, она вспыхнула и взорвалась. На мгновение стало очень ярко и горячо. Потом всё прошло. Ан отключила фильтр. Стало очень темно и тихо.

— Это было колдовство разрушителей? — выглянул из-под стола Меркий? Судя по голосу, парень не пострадал ещё сильнее.

— Нет.

— А что же тогда? Это Разрушитель? Кто ещё может отдавать приказы этим тварям?!

— Заткнись, — Ан подошла к окну так, чтобы её не было заметно снаружи. Приближалось утро, и хмарь на востоке стала светлеть. Окно выходило на площадку перед служебным входом в театр. На небольшой дворик смотрели пустые окна домов-ульев. На заасфальтированной площадке до сих пор стояли остовы машин, брошенных хозяевами, когда город погиб.

Внизу никого не было.

— Сиди тут, жди. Понял? — Ан вернулась к священнику. — Я сама справлюсь. А то умрёшь.

Он кивнул.

— Я за тобой сама приду. Если кто-то появится… А, хрен с тобой. Никто не появится. Слезы под стол, закрой глаза и уши, молчи и не уходи никуда.

Ан свистнула Келу и бесшумно двинулась к служебной лестнице.

9

“Ракушки получила?”

— Ага, — Ан валялась на диване и держала телефон на вытянутой руке. Лицо отца то едва в нем помещалось, то временами пропадало или становилось едва различимым. За год он так и не нашел для себя удобного положения для видеозвонков.

Ракушек в посылке было больше дюжины. Почти все — самые простые, маленькие и плоские, как ноготь, но одна была очень красивой: размером с ее кулак, нежно розовая с белыми пятнами и длинными-предлинными наростами-усиками. Ан подозревала, что именно из-за неё отец и решился на пересылку. Но в коробке часть усиков сломалась не смотря на несколько слоев пузырчатой пленки. Она сначала расстроилась, но потом собрала усики обратно с помощью клея и лака для ногтей Рем. Получилось неплохо, если не приглядываться специально. Отец, когда она прислала ему фотографию ракушки на полке, вроде ничего не заметил.

“Хорошо. Пересылка тут дохрена просто стоит, но я решил, что тебе она понравится”.

— Спасибо, пап. Как там теплые моря?

“Ничего так. Жарко, ярко, душно. Не знаю, зачем здесь существуют номера без кондиционеров. Растения тут всякие, море синее, а не как у нас. Тебе бы понравилось. Если захочешь, привезу тебя на каникулы”.

— Тогда тебе придется лететь на самолёте, — Ан подложила под голову подушку. Был уже поздний вечер, и ей хотелось спать. Но Ан хотела сначала дождаться Рем, а потом уже ложиться. Без сестрёнки было как-то беспокойно и непривычно.

“Потерплю как-нибудь”, поморщился отец. “Тебе здесь понравится. Хотя людишки тут странные. Ростом мне по грудь и нихрена на человеческом языке не понимают.

— У них свой язык есть, зачем им знать наши?

“Да мне пофигу, что у них есть”, вздохнул отец. “Как твоя учеба, тыковка?"

— Всего неделю как началась. Пока ничего интересного. Форму всё-таки новую пришлось купить, я выросла.

“А я же говорил!”

— В юбке можно было и доходить.

“Ага, доходить. Видел я эту юбку, у меня ремень шире. Брюки в школу купила?”

— Дааа, — протянула Ан. — Пап, я же говорила, там со мной ничего не случится.

“Угу, конечно же”.

— Па-ап! — Ан с трудом удержалась от “не опаснее, чем с тобой”. Почему-то идиоты всегда считали, что здоровенный мужик с ребенком куда менее опасен, чем просто здоровенный мужик. Она нахмурилась:

— Ты ни с кем не дрался?

“Я что, теперь отчитываться еще должен?”

— Папа!

“Нет. Как из дома вышел, так паинька. Просто охрененно беспроблемен”, выплюнул отец. “Довольна?”

— Ага.

“Тебя дед обо мне расспрашивал?”

— Меня никто не расспрашивал. Я сама по себе за тебя волнуюсь.

“А… Ну ладно. Я в порядке. Хотя какие-то шибзики на меня время от времени лезут.”

— Ты же сказал!

“Я шлю их нах… В задницу. Я же обещал”.

Раздался крик. Ан нахмурилась и прислушалась. Ей показалось, что кто-то упал и вскрикнул.

“Что случилось, тыква?”

— Показалось, ты продолжай.

“Как там твоя подружка? Я ей сказал, чтобы…”

Ещё один вскрик. Ан показалось, что кричала Рем. Может быть, она упала и не может встать? Она всё-таки простой человек и очень хрупкая.

“Что случилось? Ты меня не слушаешь”.

— Извини, па, мне показалось, кто-то звал…

Крик повторился. На этот раз уши Ан уловили чёткое “Помогите” и длинный, пронзительный визг, резко оборвавшийся, как если бы в лёгких кричавшего внезапно пропал весь воздух. Как будто на кого-то напали, но кто и на кого мог напасть в доме?

— Пап, я ещё позвоню!

“Что случилось?!”

Ан спешно оборвала связь. Отец побеситься, но она перезвонит ему через час, и всё будет в порядке. Ан швырнула трубку на диван и выбежала из комнаты.

Дом стоял на около реки. Он не был самым высоким среди своих собратьев. В нём было всего тридцать этажей, и, в отличие от соседних домов, один из фасадов был не глухо застеклен, а покрыт летними балконами. Снаружи к бетонному ограждению крепились широкие панели из металла и пластика. Говорили, что издали при определенном освещении на этой стороне дома можно было разглядеть человеческое лицо. Кто-то говорил, что это лицо Деда, кто-то видел автопортрет архитектора, его подруги, высокой горбоносой южанки со смешным акцентом. Нижние этажи выступали, образуя изгиб, и говорили, что у этого лица огромный уродливый подбородок. Ан никакого лица, как ни старалась, не видела, но один раз углядела в волнистых белых полосах череп. Рем ее успокоила, что это лишь игра воображения. Но все равно этот фасад ей не нравился. Кто в здравом уме сделает балкон на тридцатом этаже?!

Балконы были общими, лишь местами разделенные перегородками. На некоторых летом отдыхали, на некоторых разбили сады, а некоторые, как тот, куда выскочила Ан, был просто еще одним коридором, только открытым и для тех, кому не хочется спускаться на прогулку вниз.

Сюда выходила одна из дверей квартиры Рем. Ан очень нравились комнаты сестры: в них было тихо, уютно, а главное, невысоко. Ан ненавидела высоту. Здесь они с сестренкой жили, и здесь Рем, к своему несчастью, встретила Бойца.

Старший кузен был здоровенным, почти как отец Ан, и любил помахать кулаками ничуть не меньше. Но если отец ждал первого удара, и лишь потом ломал противнику лицо и все, до чего успевал дотянуться, пока Ан с визгом не повисала у него на руках, Боец мог ударить первым и слабого. Ан его тепреть не могла и старалась не связываться. Ни Боец, ни его мать Жадина её не нравились. Жадина всё время была чем-то недовольна и всё время считала, что все покушаются на её, и Боец, бывшия рядом с матерью очень тихим и вежливым, резко менялся, стоило ей отойти.