Юлия Остапенко - Птицелов
— Зачем? — вырвалось у него. Он не собирался спрашивать, и Дерек, похоже, был поражён вопросом не меньше самого Лукаса.
— Зачем? Ты меня об этом спрашиваешь?
— Да, спрашиваю. У тебя планы насчёт него? Ты хочешь…
— Лукас, я просто спас шею мальчишки, к которому ты был привязан, — перебил Дерек. — В тот момент его дело подвернулось мне под руку и не отняло много времени. Я полагаю, если ты всё-таки придушил своего щенка, самое малое, что ты заслужил взамен, — это чтоб в твоё отсутствие никто не придушил другого.
— Проклятье, ты что, всерьёз думаешь, что Марвин и Илье для меня значили одно и тоже?! — спросил Лукас, ушам своим не веря. Дерек непонимающе посмотрел на него. Лукас тяжело опёрся рукой о стол и тихо рассмеялся. — Ох, преподобный магистр Айберри… Чтоб вы знали, оба мы с вами — старые дураки. Но я отдаю вам должное: вы мастерски меня ловили.
— Если ты имеешь в виду, что я тобой манипулировал, то это не так, — произнёс Дерек, и его голос прозвучал неожиданно ясно в полной тишине зала.
Лукас взглянул на него. Что-то изменилось. Снова была переступлена та грань, за которой наглая ложь превращалась в правду, которой он, может быть, и не хотел знать. И никогда, никогда не хотел. Они оба это сейчас понимали.
— Я не манипулировал тобой, — сказал Дерек Айберри своем другу Лукасу Джейдри, которого не видел десять лет. — Я сам был пешкой. И остаюсь ею.
— Наш разговор слушают?
— Конечно.
— И всегда слушали.
— Конечно, Лукас. И разве ты этого не знал? Ты не представляешь, чего мне стоило отговорить их от намерения арестовать и пытать тебя, пока ты не выдашь, где скрываются Марвин и наследник. Но я знаю, что ты не сказал бы. Твоя смерть была бы слишком глупа и всё равно никому не принесла бы пользы.
Лукас медленно покачал головой.
— Ты мог бы сейчас не говорить мне всё это. Вряд ли это теперь имеет значение.
— Лукас, мне жаль, но ты действительно не понял. В том, что касалось тебя лично, я никогда тебе не лгал. Я ничего не подстраивал. Ни твоей встречи с Марвином, ни отношений с Селест, ничего. Тебе просто было удобно в это верить. Верить, что тебя вынудили поступать так, как ты в глубине души и сам бы хотел. Ты сам нашёл Марвина. Ты сам ввязался в политику. И Селест просто любила тебя. Вот и всё.
«Зачем ты сейчас сказал о ней? Чтобы посмотреть, как я закрою глаза и на скулах у меня заходят желваки? Чтобы те, кто сейчас приник к смотровому глазку в толще храмовой стены, так же, как и ты, прочли все мои мысли у меня на лице? Чтобы они тоже увидели — моим мысленным взглядом, — как она корчится на дыбе и кричит, и в моём сознании ощутили обволакивающий её запах кофе?.. И тоже, как я, подумали: мог ли ты спасти её тогда, или от тебя ничего не зависело? И если мог, то сделал ли бы это, рискуя собой, или и теперь бы ушёл… просто ушёл?
Ох, Марвин. Марвин, слышишь меня, мальчик? Когда я убил твою Гвеннет, ты сказал, что я никогда не был на твоём месте. Так вот же я теперь — на этом месте… И ты прав, ты никогда не был мной, это я был тобой.
Дерек, ты не просто мастер своего дела. Ты, бес тебя задери, виртуоз».
— Мне стоит сделать вид, что я поверил тебе и на этот раз?
Магистр Айберри слабо покачал головой.
— Ты знаешь людей, Лукас, но совсем их не понимаешь. Даже и не знаю, как тебе при этом удавалось быть Птицеловом.
— Я лишь тень от тени слуги Бога Единого, — развёл руками Лукас.
— Боюсь, что ты прав. А теперь, пожалуйста, оставь меня. У меня действительно много работы.
Лукас поклонился ему и пошёл к двери. За его спиной зашелестели бумаги.
Когда Лукас вошёл в храм, у него не отобрали оружие, и, переступив через порог и захлопнув за собой дверь, он обнажил клинок. Метнувшаяся к нему тень затрепетала на противоположной стене, будто бабочка. Лукас не глядя выдернул меч из трупа и зашагал вперёд. У него было не более минуты, прежде чем Дерек либо кто-то из его людей обнаружит, что убийство не удалось, и он собирался успеть за это время пройти как можно дальше. «Интересно, — думал Лукас, решительно шагая по полутёмному коридору храма, — почему Дерек решил рассказать мне всё это, прежде чем прикончить? Сперва, конечно, он хотел убедиться, что я действительно ему солгал и Марвин с наследником живы. Ну а потом-то? Зачем ему понадобилось говорить мне то, что я в глубине души всегда знал сам, но с чем просто не смог бы жить? Неужели он хотел, чтобы я что-то понял перед смертью? О чём-то пожалел, за что-то возблагодарил Единого?.. — Лукас ощутил мимолётное восхищение — и укол вины за то, что все эти годы считал Дерека лицемером, тогда как тот был истинным патрицианцем, во всём, чего ни касалась его рука. — Проклятье, старый болван, ты меня чуть было не обратил, — подумал Лукас и едва не расхохотался. — Только самую малость опоздал. Я обратился уже без твоей помощи».
В большом проходном зале храма на него снова напали — теперь в открытую. До выхода оставалось совсем недалеко, и Лукас без стеснения прорубился сквозь нападающих, хотя уже у самых ворот его едва не прижали к стене. Но он умел драться, если хотел, и Дерек об этом знал. По большому счёту, достаточно было приказать запереть ворота и никого не выпускать из храма, но то ли приказ не успели передать, то ли Дерек дал Лукасу ещё один шанс. В своём патрицианском милосердии он вполне мог быть на это способен… хотя Лукас и не был в этом уверен до конца.
Дерек сказал, что Лукас не понимает людей, и был совершенно прав. Он действительно их не понимал.
Заварушка, которую ему пришлось устроить во дворе, чтобы прорваться к воротам, была принята за обычную давку и охотно поддержана толпой. На самом деле ему здорово помогли молодчики из первых рядов, ещё не до конца остывшие от запала недавнего бунта и с радостным воем кинувшиеся на выручку человеку, прорывавшему сквозь патрицианское оцепление. Их, видимо, не смутил тот факт, что человек рвался из храма, тогда как изнывавшая от многочасового ожидания чернь хотела войти внутрь, — и вопли «Бей патрицианцев!» разнеслись над толпой со скоростью песчинки, подхваченной ураганом. К тому времени, когда Лукас выбрался из толпы и оказался на другом конце площади, очередь превратилась в побоище: люди орали, размахивали руками и наседали на оцепление, сминая передние ряды, которые уже увлечённо избивали рыцарей. Те рубили смутьянов на куски, но всеобщего оживления это нисколько не снижало. Лукас прошёл три квартала, прежде чем ор от храмовой площади немного поутих. «Всё-таки поторопились вы с массовыми собраниями, Дерек. Стодневного Хаоса, может, и не случится, но один Единый ведает, что завтра вытворит эта толпа, если у Священного Круга что-то пойдёт не так…
