Дмитрий Денисов - Изначальное желание
Луна скользила в прорывах крон, бросая вниз скупые серебряные брызги. Призраку, видимо, их хватало. Он внимательно осмотрелся, снова прислушался, даже понюхал воздух. Но он не обладал чутьем чужих желаний. Иначе непременно увидел бы меня — я стоял в нескольких шагах, скрываясь за стволом раскидистого ясеня. Хотя мог и не прятаться. Но уж так хотелось во всем уподобиться человеку.
Призрак сделал протяжный вздох, успокоил дыхание и вдруг ринулся на меня. От неожиданности я отшатнулся, удивленный его поведением. Что происходит? Неужели он… подобен мне? Как он распознал меня? Не мог он этого сделать, если только… он тоже не человек. Иначе он не мог видеть меня.
А он и не видел. Он с разбегу ловко взобрался по стволу и очутился на нижней развилке. С нее перепрыгнул на другую, затем еще выше. И так до тех пор, пока не оказался на самых высоких ветвях. Они угрожающе прогнулись под его весом, но его то нисколько не смутило. Как не смутило его и то, что я воспарил рядом, заинтересованный его действиями.
Ветви подозрительно раскачивались, призрак раскачивался вместе с ними. Он долго вслушивался в звуки ночного леса, рассматривал сложную звездную карту, принюхивался к запахам. Лес жил привычной ночной жизнью: поскрипывал деревьями, вздыхал во сне шелестом листвы, кричал с болота выпями. Призрак напряженно слушал. От него пахло собранностью и целеустремленностью. Я с улыбкой витал рядом, едва касаясь кончиков листьев. Я вбирал в себя их живительную силу — она-то и поддерживала меня над землей.
Неожиданно он приложил ладонь к лицу, и ночь огласило протяжное уханье филина. Раз и еще раз. Звуки мягкими толчками уносились в безбрежные лесные просторы. Призрак чуть подождал, затем снова «ухнул». Сходство оказалось колоссальным. Никто бы в жизни не заподозрил подвоха. Никто из тех, кто привык доверять ушам. Лишь я слышал разницу. Ведь голос его был исполнен желания донести эти обычные лесные звуки до чьего-то слуха. Он взывал к кому-то в ночи.
Но никто его не услышал. Никто, кроме меня. По крайней мере, ночь не отозвалась ответным желанием. Он «поухал» еще немного, но тщетно. Лес молчал. Молчала половинка луны. Молчали равнодушные звезды. Тогда призрак столь же проворно и ловко спустился на землю. Его нисколько не огорчила безответность. От него не пахло ничем, кроме удовлетворения. Он был доволен собой. Поэтому я с большим упоением вдыхал запахи его желаний, прислушивался к стуку сердца. Казалось, из недр его груди течет красивая музыка.
Я метнулся за ним. Он глянул по сторонам, увидел укромную нору под сенью бугрящихся корней дуба, заглянул туда, осторожно принюхался. Там было пусто. Тогда он смело забрался в нее, приноровился, свернулся калачиком. Я ждал снаружи. Призрак повозился немного, затем вылез и принялся рвать траву и листья. Хотелось помочь ему, но я не желал пугать преждевременно.
Натаскав в свое укрытие мягких лесных даров, он хотел было снова юркнуть туда, но задумался. Затем еще раз приложил руку и ухнул, как настоящий взрослый филин, поймавший жирную мышку.
И тут я не сдержался. Я тоже ухнул, причем в паре шагов от него. Он резко отшатнулся, развернулся и замер. В руках уже чернел арбалет. Не бликовал, не мерцал — просто чернел. Похоже, чем-то обмотан. И выкрашен черной краской.
Я молчал и с любопытством наблюдал за ним. Призрак стоял, будто вкопанный. От него запахло легким страхом. Сомнения мои развеялись окончательно — передо мной человек. Правда, необычный — смелый. Но все же человек. Страх его оказался очень неприметным для такого случая. Но он был. Это радовало. И вдруг ночь, а также и я, услыхали его тихий голос, наполненный решимостью, силой и надеждой:
— Это ты?
Когда вам задают такой вопрос, трудно найти иной ответ. И я не стал исключением. Я долго думал, выискивая оригинальные слова. Но не нашел. Поэтому просто зловещим эхом прошипел:
— Да… это я…
Вот теперь я вздохнул полной грудью. Его страх вспыхнул, точно сухой хворост, брошенный на тлеющие угли. Воздух накалился, повеяло жаром. Пот обильно выступил у него на лбу. Да, он считает себя бесстрашным. Да, он со многим сталкивался в этой жизни и научился хранить стойкость и хладнокровие в любых ситуациях. Но он все же человек. Он живет в кругу своего света, пусть круг тот намного шире, чем у некоторых. Но он все же есть, как есть и его граница, за которой витает тьма. Витает страх. И я…
— Кто ты?! — прошептал он одними губами. Холодными и бескровными. Но я расслышал. Сильный — молодец. Ему стоило немалых усилий оторвать прилипший язык от гортани. Поэтому с моей стороны было б невежливо проявить безответность к такому мужеству.
— Я тот, кого ты боишшшшься…
Человек вздрогнул. Колени невольно подогнулись. По спине пробежала ледяная волна. Я прекрасно чувствовал его переживания. Но тут же он подобрался, стиснул зубы, нагнал на себя грозный вид. Слова давались с большим трудом. Но он все же выбрасывал их из груди.
— Я… я… я ничего не боюсь…
— Боишшшшься, — выдохнул я уже сзади.
Он порывисто развернулся, вскинул арбалет к груди. Глаза широко раскрылись и дико засветились. Сердце бешено заколотилось. Руки предательски дрожали. Я то и дело следил за пальцами. Чего доброго — нажмет на крючок со страху. Жаль будет… его. Он же тем временем затравленно озирался и отрывисто вскрикивал:
— Не подходи, кто б ты ни был! Не подходи!
Голос звучал уже увереннее, но арбалет выдавал легкую дрожь.
— Кем бы я ни был, я все же подойдуууу… — протяжно завыл я, на сей раз сбоку.
— Я не боюсь тебя! Я не боюсь тебя! Я не боюсь тебя! — страх вливал в него силы и выталкивал в ночь хриплые слова.
— Боишшшшься….
— Не боюсь! Не боюсь! — как заклятие твердил он. — Не боюсь…
— Боишшшшься… — порхал я над ним.
Он вскинул голову, поднял арбалет.
— Не боюсь! Не боюсь!
— Ты ччччто… иных слов не знаешшшшь…?
— Нет! Нет! Сгинь! Сгинь!
— Ужжже лучшшшше….
— Уйди! Уйди!
— О… хорошшшо…
— Сгинь! Сгинь, нечистый!
— Неччччистый? Я очччень даже ччччистый?
Он боролся, но его била крупная дрожь. Он не видел меня, лишь слышал голос. Голос вертелся по кругу, взлетал, опускался, возникал то здесь, то там. Поэтому «призрак» нервно озирался, всякий раз дергаясь в сторону голоса. Зубы его принялись непроизвольно стучать. Нет, ему не было страшно. Ему было очень страшно. Но он очень мужественно держался. Зубы — это мелочь, когда происходит такое.
— Кто ты? — в голосе его, помимо страха промелькнула и мольба. Ему действительно хотелось узнать ответ на свой вопрос. Наивный. Как могу я поведать то, чего сам не ведаю. Иначе ходил бы я безымянным?