Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти
— И когда вам пришла в голову такая чушь?
— Точной даты не назову. Это было в середине прошлых Осенних Скал.
— В Багерлее?!
— Да.
— И как там? — Более дурацкого вопроса не придумаешь. Дурацкого и гадкого. — Извините.
— Ничего страшного. Что до Багерлее... Вы ведь бывали в лекарском обозе. На дознании время от времени достигают сходных результатов, только неприятель не знает, кого именно калечит, к тому же он намерен победить не одного, а безликих «всех». Я, по крайней мере, вижу разницу именно в этом...
Разницу он видит!
— Только не поймите меня превратно. Я был вынужден присутствовать при подобных разговорах, но меня самого расспрашивали иначе.
— Я тебя когда-нибудь убью!..
— У вас не получится. До нападения из-за угла с ножом в вашем доме не опустятся, а фехтую я сейчас лучше. Вам следовало бы начать заниматься с бароном Ульрихом-Бертольдом и графом Ариго. Или со мной.
— С тобой?!
— Разумеется, когда все образуется. Завтра нам обоим предстоит заниматься дриксами, на это в лучшем для нас случае уйдет целый день. Если вы заедете ко мне, я смогу предложить вам «Змеиной крови». Хотите?
— Хочу, кляча твоя несусветная!
Глава 5
Бакрия. Хандава
400 год К.С. Ночь с 14-го на 15-й день Летних Волн
1
Они сидели с пустыми бокалами и таращились друг на друга через стол. Супруги! Два подвыпивших несчастья, одуревших от гитарных переборов, под которые курица и та ощутит себя орлицей и воспарит. Они и воспарили, забыв, что струна не может звенеть вечно, даже такая. Сжигали вечно глупых мотыльков свечи, чуть заметно вздыхали вместе с теплым ветром занавески, в окна и нос лез пряный аромат — цвело что-то местное. Лето в дорогу еще не собиралось, лето еще звенело.
— Мой дружок меня поцеловал, ночь бросает звездные огни...
Мужчина напротив вздрогнул, и Матильда поняла, что поет. Дожили! Куда ворон, туда и ворона! Удивленная досада петь не мешала, только руки вдруг стали лишними — пришлось схватить бокал. Бонифаций ожил, налил.
— Никому его я не отдам, — промурлыкала принцесса, понимая, что получается двусмысленно и... весело! — Только с темной ночкой разделю...
По-алатски муженек не понимал, от чего стало еще смешней. Женщина подбежала к окну, плеснула в невидимые цветы — поделилась с ночью и нечистью, после чего расхохоталась уже откровенно. Это было заразно, ибо Бонифаций немедленно разоржался и оказался возле жены. Не будь аспид супругом, Великолепная Матильда знала бы, что делать, а так пусть сам соображает, аспид бровастый...
Аспид сообразил, только им помешали. Стук в дверь был негромким и четким. Так стучат, когда действительно нужно, только кому? Не Этери же рожать собралась? Рановато, разве что они с Алвой совсем сдурели! Принесла картинку... Художница!
— Твое преосвященство, — потребовали из коридора, — соизвольте протрезветь.
— Откроешь? — буркнула Матильда, наспех завязывая пояс.
Бонифаций уже отодвигал засовы. Вошедший Алва был подтянут и отрешен, хоть сейчас в поход. Песни кончились, это женщина поняла сразу.
— Я бы предпочел, чтобы эту ночь вы посвятили друг другу, — равнодушно извинился кэналлиец, — но обстоятельства переменились. Мне надо ехать, причем немедленно. Сударыня, вы либо идете спать, либо остаетесь, но в таком случае вы остаетесь с нами если не навсегда, то до конца... осени, в которую мы почти угодили.
— Она остается, — рыкнул Бонифаций. — Мориски?
— Нет. Ко мне явился выходец. — Подобным тоном Адриан говорил о своих магнусах. — Понять этих господ сложно, но главное, надеюсь, разобрать удалось. По ее словам...
— «Ее?» — взмахнул бровями Бонифаций.
— Это дама. Я косвенно поспособствовал тому, что она оказалась в своем нынешнем положении. Это и позволило ей найти меня, а мне — ее принять. Моя покойная гостья утверждает, что нескольким городам, один из которых наверняка Оллария, грозит участь Надора. По ее мнению, я в состоянии если не предотвратить опасность, то придержать, но для этого должен оказаться на месте. Она берется меня провести.
— Врет! — аж задохнулась алатка. — Нагло! Олларию спасать... Как бы не так! Выходец чего только не наплетет, чтоб уволочь...
— Не думаю. — Ворон взял флягу с касерой, тщательно закупорил и положил на дальний край стола. Пододвинул стул, сел, недвусмысленно отсекая супругов от любимого пойла. — Она счастлива и, как следствие, никому не желает зла. Напротив, нашей даме хочется, чтобы живые оставались таковыми подольше. Кроме того, она не слишком развита и вряд ли способна на подобные выдумки, разве что ей подсказывает Леворукий... Тогда мне тем более надо идти, а дороги мертвых короче наших.
— Ты что? — вконец оторопела Матильда. — С ней собрался?! С этой?! Она же по твоей вине сдохла, теперь у нее над тобой власть! Иначе б она сюда не добралась...
— Будь так, радость моя, — перебил Бонифаций, и плечи принцессы обхватила мужская лапища — теплая такая лапища, сильная... — мы бы сейчас с тобой, беды не чая, сон вкушали, а Рокэ, избегнув когтей, все позабыл бы...
— А ведь точно, дрыхли бы мы! — От сердца совсем немного, но отлегло. — Только все равно заманивает, тварь! Уйдет он с ней, и с концами!
— Уйду, — спокойно подтвердил Алва, — это не обсуждается. Тревога может оказаться ложной, но посмотреть необходимо. И, сударыня, вы правы, я ухожу с концами. Война на севере вряд ли в пристойном состоянии, да и с Рудольфом пора ругаться... Мы больше не имеем права тянуть и беречься, нужно рискнуть, но разрубить все узлы.
— И потому регент и Первый маршал заживо лезет в могилу?! Это не последняя война и не последняя беда. Если отдать все сейчас, кто будет вашим Талигом завтра?
— Так думаете не только вы, но и Рудольф. — Алва улыбнулся, и Матильда на старости лет едва не уподобилась лисоньке Этери. — Только я далеко не «всё», кроме того... Разве я похож на то, что можно взять и «отдать»?
— На императора ты похож, — хмыкнул Бонифаций. — Если подумать, уже года три...
— Омерзительно. Особенно с учетом всяческих пророчеств...
2
Что святая обязанность кавалера — развлекать дам (любых!), Марсель уяснил года в четыре. Обычно виконт справлялся с этим шутя, но на сей раз возникли трудности. Выходца не угостишь, а для флирта капитан Гастаки была слишком мертва, мощна и верна супругу. Оставалось вести светскую беседу, что Марсель и делал, ощущая себя скачущим с кочки на кочку через полное ягод и пиявок болотце. В первую лужу виконт плюхнулся, упомянув «пантерок». От былых соратниц капитана Гастаки затрясло, как трясет вояку от дезертиров, а верную супругу — от развратниц.
