Мэрион Брэдли - Лесная обитель
Голые ветки деревьев, как кости, гремели на холодном ветру; дождь на время прекратился. Самейн – праздник смерти; римляне считали этот день предвестником беды. Что ж, подумал Гай, для него-то он точно не предвещает ничего доброго. Но поворачивать назад не собирался. Он пребывал в фаталистическом расположении духа, которое обычно не покидало его в ту пору, когда он служил в действующей армии. Угрюмое смирение перед неизбежностью судьбы иногда овладевало солдатами накануне боя, в котором важнее было не выжить, а сохранить свою честь. Правда, свою-то честь он, можно сказать, растерял за последние несколько дней, но он восстановит свое доброе имя, непременно, чего бы ему это ни стоило.
Несмотря на дурное настроение, а может, благодаря ему, Гай заметил, что всей душой чувствует красоту осеннего леса. И он понял, что искренне любит эту землю, научился любить ее лишь в последний год или чуть раньше. Кто бы ни победил в развязанном конфликте, в Рим он не вернется. В том мире, к которому принадлежал его отец, Гай, по сути дела, всегда был чужим, хотя и стремился с отчаянным упорством воплотить в жизнь честолюбивые планы Мацеллия. Однако и среди британцев он чувствовал себя самозванцем, потому что натура римлянина укоренилась в нем достаточно глубоко. Но для деревьев он не был варваром, а для камней – ненавистным завоевателем. В тишине леса Гай ощущал покой и умиротворение. Это его дом.
Заметив струйку дыма над хижиной отца Петроса, Гай подумал было заглянуть к отшельнику. Но это место слишком живо напоминало ему о Сенаре – он истерзает себя, если задержится здесь чуть дольше. Кроме того, Гай опасался, что не сумеет скрыть раздражения, если священник вновь начнет читать ему свои избитые проповеди.
Гай предполагал, что сбежавшие легионеры, которых он ищет, до наступления темноты должны отсиживаться где-нибудь в укрытии. Римлянин спешился, привязал коня к дереву, но не слишком крепко, – чтобы его скакун мог высвободиться, если он будет долго отсутствовать, – и, прячась за стволами деревьев, примыкающих к просеке, бесшумно направился в обход домика.
Сгущались сумерки. Вдруг он заметил впереди себя в кустах какое-то движение. Ступая мягко, как кошка, Гай подкрался ближе. Укрывшись под ветвями лещины, на земле сидели два солдата. Они коротали время за игрой в кости, а теперь спорили, стоит ли развести костер.
– Флавий Макро! – зычно скомандовал Гай. Солдат, приученный к дисциплине, не задумываясь, вскочил на ноги и встал по стойке «смирно», дико озираясь по сторонам.
– Кто это… – воскликнул второй легионер, хватаясь за меч. Гай, предупреждая о своем приближении, с треском наступил на сухую ветку и шагнул из тени деревьев.
– Да это же Гай Мацеллий, – распознал его Макро в угасающем сумеречном свете. – Господин, что ты делаешь здесь?
– По-моему, этот вопрос я должен задать вам, – отозвался Гай, облегченно вздохнув. – В Деве заметили ваше исчезновение. Как думаете, что вас ожидает, если откроется, что вы были здесь?
Лицо легионера приобрело серовато-белый оттенок.
– Ты ведь никому не скажешь, правда?
Гай довольно долго не отвечал, делая вид, что раздумывает. Солдаты испуганно поежились.
– Ну, – пожав плечами, произнес он, – ваш командир не я. Если вы немедленно уберетесь восвояси, думаю, особых неприятностей у вас не будет, учитывая то, что творится в городе.
– Но мы не можем уйти, – вмешался другой легионер. – Лонг все еще там.
У Гая заныло сердце.
– Оставаясь здесь, вы ему не поможете, – ровно проговорил он. – Уходите. Это приказ. Я попробую выручить вашего друга.
Услышав треск сучьев, сопровождающий удалявшихся солдат, Гай немного успокоился. Однако даже один легионер, обнаруженный там, где ему лучше не появляться, может стать причиной немалых бед.
Стараясь двигаться бесшумно, словно вел за собой пограничный дозор, Гай осторожно пересек открытое пространство между лесом и святилищем друидов и остановился у стены. Где-то здесь должна быть калитка. Стены Лесной обители воздвигались не как укрепление, а прежде всего для того, чтобы отделить жилище жриц от внешнего мира. Гай рукой нащупал запор и тихо проскользнул на территорию Вернеметона. Он оказался прямо на площадке, где в прошлый раз играл его сын. Сенара довольно подробно рассказывала ему о своей жизни в святилище. Вон то большое здание, наверное, и есть Дом Девушек. А от кухни удобно вести наблюдение – там темно. Гай прокрался на неосвещенный участок.
Но очевидно, не он один счел это местечко выгодной позицией. Опускаясь на колени, Гай коснулся рукой оголенной части тела какого-то человека. Тот вскрикнул от неожиданности. Завязалась борьба, и спустя несколько минут Гай уже крепко держал прятавшегося в тени кухни наблюдателя, зажимая ему ладонью рот.
– Лонг? – шепотом спросил он. Его пленник энергично закивал головой. – Спор отменяется. Твои друзья отправились домой, и ты, если не хочешь неприятностей, дуй за ними. – Лонг вздохнул, потом опять кивнул, и Гай отпустил его. Но когда легионер пересекал двор, отворилась какая-то дверь, и на землю легла широкая полоса света. Лонг застыл на месте, словно заяц, угодивший в капкан. – Беги, идиот! – прошипел из темноты Гай.
Лонг перелез через ворота, а в это время во двор высыпали мужчины в белых одеяниях. Жрецы-друиды! – догадался Гай. Откуда их здесь столько? Он понял, что еще мгновение, и его обнаружат, так как жрецы держали в руках факелы. Гай, прижимаясь к стене здания, начал отступать назад. У него за спиной кто-то выругался по-британски. Римлянин резко повернулся, инстинктивно выхватив из ножен меч.
Друид издал душераздирающий вопль – острие клинка вонзилось в его плоть. Остальные жрецы стремительно бросились на его крик. Гай отчаянно отбивался, насколько хватало его умения и сноровки, и, должно быть, ранил еще нескольких человек, – судя по тому, с каким ожесточением друиды колотили его дубинками и пинали ногами, когда повалили на землю, ведь их было много.
– Ну, дочь моя, ты готова выйти к людям, собравшимся на праздник? – Бендейджид величественно возвышался перед ней, облаченный в ритуальный плащ из бычьей шкуры и золотые украшения архидруида, блестевшие поверх белоснежных шерстяных одежд. У Эйлан защемило сердце.
– Готова, – спокойно промолвила Верховная Жрица. Послушницы, как всегда, подготовили ее к церемонии. «В последний раз», – обливалось слезами сердце Эйлан, когда девушки искупали ее и украсили голову священным венком, сплетенным из стеблей вербены. Что ж, она предстанет перед Великой Богиней очищенной и освященной.
С минуту Бендейджид разглядывал ее, опираясь на свой посох, затем жестом приказал жрецам и помощницам Эйлан удалиться. Они остались вдвоем.