Стивен Эриксон - Память льда. Том 2
— Треклятый идиот! — Целитель закончил перезаряжать арбалет, поднялся по ступеням, остановившись на миг, чтобы осмотреть Мураша. — Найди себе новый шлем, Штырь, а потом — за мной!
— А как же Мураш?
— Протянет ещё немного. Быстрей, чтоб тебя!
Лестница была усыпана свежими трупами — до самой верхней площадки.
Как только Молоток поднялся, на него обрушились тела — провидомины, и среди них — рычащий Тротц, который и повалил эту кучу малу на целителя. Клинок — баргаста! — вошёл Молотку в плечо, затем отдёрнулся, когда все они покатились по каменным ступеням. Секиры, кинжалы, латные перчатки, шлемы и наголенники превратили эту человеческую лавину в поток боли, которая не оборвалась, даже когда все они со звонким ударом врезались в стену у поворота лестницы.
Тротц выпутался первым, начал бить вниз коротким мечом, бить и топтать врагов сапогами. Не переставая сыпать проклятьями, Молоток убрался подальше от безумной ярости баргаста. Рана в плече горела огнём.
Через несколько мгновений на лестнице слышно было лишь хриплое дыхание.
Целитель полуобернулся, обнаружил стену за спиной и, опираясь на неё, медленно поднялся. Гневно уставился на Тротца.
— Ты меня мечом ударил, ублюдок!
Молоток ещё не договорил, глядя на баргаста, но уже пожалел о своих словах. Огромный воин получил больше ран, чем целитель вообще считал возможным. Его буквально изрубили на куски. Но Тротц даже не пошатнулся, ухмыляясь Молотку.
— Ударил тебя? Здорово.
Молоток поморщился.
— Ну да, понимаю, пёс ты синезубый. Почему тебе досталось всё веселье?
— Ага. Где Мураш, и Дэт, и Штырь?
— На площадке внизу. Дэт погибла. Мураша придётся нести. Судя по звукам, Штырь до сих пор ищет себе новый шлем.
— Все ему будут велики, — проворчал Тротц. — Нужно найти кухню. Там есть чашки.
Молоток оттолкнулся от стены.
— Хорошая мысль. Пошли, что ли.
— Я — первым. Повара опасный народ.
Истекающий кровью баргаст прошёл мимо целителя.
— Тротц.
Тот задержался.
— Что?
— Штырь сказал — два десятка.
— Ага.
— Всех убил?
— Может, половину. Остальные сбежали.
— Распугал их, выходит?
— Да не я, наверно, — Штырёва рубаха. Пойдём, целитель.
Голова Тока безвольно болталась, так что мир плавно покачивался, пока т’лан имасс нёс его по освещённому факелами коридор. Несколько раз Тлен переступил через мёртвые тела.
Младший брат. Так он меня назвал.
У меня ведь нет брата.
Только мать.
И бог. Провидец, где ты? Неужели не придёшь за мной? Волк умирает. Ты победил. Освободи меня, Владыка Всего. Освободи, чтоб я смог пройти во врата Худа.
Они подошли к сводчатому проёму: разбитая в щепки дверь валялась рядом. Прибитые к бронзовым полосам доски зашатались под ногой Тлена. Перед ними открылся большой купольный зал длиной в двадцать шагов. Прежде он был заполнен странными механизмами — машинами для пыток, — но их разломали, отшвырнули к стенам, где обломки жутких приспособлений валялись, точно звериные скелеты с переломанными костями.
Жертвы ярости… это Тлен сделал? Этот неупокоенный, бесчувственный… т’лан имасс?
Внезапно за сводчатым проёмом напротив послышался лязг клинков.
Т’лан имасс остановился.
— Сейчас мне придётся тебя уложить.
Уложить. В могилу? Да. Уже пора.
Ток повернул голову, когда Тлен медленно опустил его на каменные плиты. В проёме на другом конце зала стояла фигура. Маска, белая эмаль, две полосы. В каждой руке по мечу. О, я тебя знаю, правда?
Человек ничего не сказал, он просто ждал, пока Тлен сделает шаг прочь от Тока. Изломанный т’лан имасс вытащил свой двуручный меч из петли за плечом, затем сказал:
— Мок, Третий среди сегулехов, когда покончишь со мной, ты унесёшь Тока Младшего прочь из этого места?
Лёжа на боку, Ток увидел, как воин в маске склонил голову в знак согласия. Мок, проклятый глупец. Ты же сейчас убьёшь моего друга… моего брата.
Молниеносное движение, два воина сошлись так быстро, что единственный глаз Тока не сумел их толком разглядеть. Железо и камень запели. Посыпались искры, выхватывая из сумрака сломанные пыточные инструменты вокруг — тени плясали среди изломанных досок и металлических прутьев, и Току почудилось, будто всю боль, которую эти механизмы впитали за свою жизнь, вдруг освободили.
Искры.
Два воина… и всё то, что лежало в ножнах их скрытных душ.
Боль освободилась, извиваясь, пританцовывая, будто ужаленная — безумная, непредсказуемая, точно ответ…
Ответ…
Где-то внутри — под гром битвы, в которой воин в маске оттеснял т’лан имасса всё дальше и дальше — шевельнулся волк.
В ловушке. В этом скрюченном, но не сломанном механизме, в этой пыточной клетке из костей… Рядом Ток увидел разбитый каркас… чего-то. Мощная перекладина с чёрным бронзовым наконечником. Над которым виднелись пятна — плоть. Плоть и волосы.
Клетка.
Ток Младший подтянул изуродованные ноги, упёрся опухшим, деформированным локтем в каменную плиту, почувствовал, как разрывается плоть, когда он вывернулся, приподнялся, чтобы встать на колени — затем на руки, намертво сжатые в кулаки, оттолкнулся от пола. Встал на четвереньки, откинулся, чтобы перенести вес на бёдра, которые заскрипели и будто треснули под слоем сухожилий и тонких мускулов.
Ток вновь упёр руки в камень, подтянул бесформенные комки, бывшие прежде ступнями, оторвал от пола колени.
Равновесие… сейчас. И воля.
Дрожа, мокрый от пота под изодранной туникой, Ток медленно поднимался на ноги. Голова бешено кружилась, накатывала чернота, но он держался.
Крупп запыхтел, поднимая её, потянул за руку.
— Ты должна его коснуться, девочка. Этот мир — он был сделан для тебя, понимаешь? Дар — здесь есть нечто, что нужно освободить.
«Освободить».
Да, это слово она поняла. Желала его, боготворила, преклоняла колени, склоняла голову до земли перед его алтарём. Освободить. Да, это нужно сделать.
Точно эта овеществлённая память льда, что падает, падает градом на нас.
Освободить… чтобы напоить землю…
…избавленье — от смысла, эмоций; дар истории — земля под ногами, слои, так много слоёв…
Чтобы напоить землю.
Что это за место?
