Сергей Алексеев - Волчья хватка. Волчья хватка‑2 (сборник)
Поэтому всякий человек на Земле, в какой точке он бы ни находился, вольно или невольно радовался восходу и стремился встретить солнце, ибо в эти короткие мгновения совершенно неосознанно получал заряд энергии на весь день.
— Но на ветер ставят не каждого, — продолжал Вяхирь с оглядкой. — Берут самых достойных, честных и выносливых. Конечно, почёт, особое положение, да и благородно! Но самое главное, личностью останешься цельной, со всем наследством предков. Тебя не разделят на двести семьдесят с лишком частей!
— Благодарствую за совет, — с чувством проговорил Ражный. — Теперь знать буду…
— Погоди! — спохватился бульбаш. — А ты женат? Дети есть?
На правах старшего по возрасту он мог задавать подобные вопросы…
— Не успел ещё, — неохотно отозвался Ражный.
— Тогда и не просись! — вдруг заявил бульбаш. — Холостых на радун не ставят. Это точно.
— Почему?
— Кто знает?.. Думаю, потому что холостой аракс — личность ещё не состоявшаяся. Холостыхто ведь даже на Пир Святой не брали!
Вяхирь встал, с чувством превосходства и даже самодовольства потолкался по тесной будке, вызывая тем самым некую завистливую неприязнь.
— Да, — проговорил он с усмешкой. — Положение… На твоём месте я бы плюнул на Воинство и ушёл отсюда куда глаза глядят.
— Слышал я эти советы… А что же сам-то в будке сидишь?
— Я истину ищу, — серьёзно проговорил бульбаш.
— Мне тут одна вдова сказала, нечего здесь искать — ни счастья, ни истины.
Вяхирь тихо рассмеялся каким-то своим мыслям:
— Вдова скажет… А ты спросил у неё, что же она-то на Вещере делает? Что ищет?.. Я тебе скажу — счастье, Сорока — женщина противоречивая… Знаешь ли ты, вотчинник, что Сирое — это не только монастырь или тюрьма?
— Представляю.
— Да что ты представляешь?.. Ладно, открою тебе одну тайну, в утешение. Это, брат, самое таинственное Урочище, и что здесь происходит, даже калики толком не знают. А я тебе скажу: Пересвет это сила Воинства, Ослаб с опричиной — его дух, а сердце Засадного Полка находится в Сиром. Только об этом не принято говорить вслух.
— Я догадывался…
— Догадываться можно всю жизнь. А вот сходишь, посмотришь на сирое существование своими глазами, а тогда уж и думай, к чему тебя приговорили: к пожизненной каторге или к поиску истины… Ты ещё не бывал в Урочище?
Ражный пожал плечами.
— Не довелось ещё… А что?
— Ох, не все там так просто! — пропел бульбаш. — Например, нам кажется, если поделить своё «я» на количество насельников, это плохо, да? Нас ведь с детства пугали!.. На самом деле ты себя делишь, но и получаешь от каждого! Говорят, сейчас тут двести семьдесят три сирых вместе с послушниками. Так сколько ты себе прибавишь? Вот!.. Кроме всего, они тут становятся единым целым, и в этом кроется великая сила. Думаешь, они рубахи шьют да пояса? И сидят на цепи прикованные к камням? Как раз!.. Не верь каликам, они умышленно вводят араксов в заблуждение и разносят отвращающие слухи о Сиром. Это чтобы не совались сюда без дела. Или в самоволку не лезли, как Сыч. Послушай опытного человека, я бывал там трижды и кое-что понял.
Это больше походило на хвастовство, чем на некое откровение, поэтому Ражный съязвил:
— Тебя что, на экскурсию водили?
— Ага, дождёшься, сводят, — проворчал Вяхирь. — Да ведь я же полещук! Для меня ихние заслоны — тьфу…
— Что же Сыч не может дороги найти?
— Хотел бы — нашёл. Сыч на Вещере приключений ищет, а не истину. А кто приходит сюда, чтоб познать тайну Сирой обители, тому она и открывается. Хочешь, научу, как в Урочище пройти?
— Научи, — не сразу согласился Ражный, застигнутый врасплох таким предложением.
— Ни днём, ни ночью туда не суйся, бесполезно, — заявил Вяхирь тоном учителя. — Все будет мимо. Рядом пройдёшь и не заметишь. Не знаю пока, кто от Сирого отводит и не пускает — охрана ли из этих, что на ветру стоят, или буйные араксы… Словом, над Урочищем все время висит своеобразный энергетический покров. Крыша может съехать, если попадёшь в зону.
Ражный внутренне напрягся, вспоминая ту лёгкость, с которой он впервые без тренажёра оторвался от земли, — уж не в покров ли этот попал?..
Бульбаш сделал паузу и поднял палец:
— Но есть одна щёлка!.. Я уже несколько раз проскакивал в неё и, видишь, жив-здоров!.. Слушай внимательно! Если идти от меня строго на запад, через девять километров начнётся лёгкий такой подъем. Ты там остановись и жди, когда потухнет Венера и поднимется заря. И дальше беги, понял? Чуть опоздаешь — не попадёшь. А когда взойдёт солнце и погонит ветер, увидишь Урочище. В это время радун сдувает покров и Сирое открывается. Оно в дубраве, на высоком холме, издалека видно. Но в это время глаз да глаз нужен, потому что стоящие на ветру не дремлют. Поймают — хана! Но ничего не бойся, у тебя будет секунд пятнадцать, чтоб прорваться, должен успеть. В Урочище спрячься где-нибудь, затаись и смотри, сколько влезет. Насельники там спокойно живут, потому что у них совсем другое восприятие мира. На тебя и внимания никто не обратит. Народу там много, и все прибывают и прибывают. Они друг друга в лицо не знают, да и, похоже, знать не хотят. Они ведь не личности, как мы это понимаем, а вроде бы одно целое. Я там теперь в открытую по улице хожу… На следующее утро так же, на восходе, проскочишь назад.
— А туман? — спросил Ражный. Вяхирь недоуменно вытаращил глаза:
— Какой туман?
— Там же все время висит какое-то облако. И все колеблется…
— Не знаю… Ни разу не видел. А ты откуда знаешь про туман?
Ражный поймал себя за язык, ибо вспомнил, что видел этот туман, все время находясь в состоянии полёта нетопыря, коим не владел полесский вотчинник.
— Да говорят… — уклонился он от ответа.
— Говорят, в Москве кур доят, — проворчал бульбаш. — Сходишь, поглядишь на своё будущее. Может, и избу ставить не придётся. Только если уйти с Вещеры вздумаешь, топор и тулуп мне оставь…
5
Прорываясь сквозь густой молодой сосняк на сигнал радиомаяка, Савватеев подумал, что в этой операции пока что безукоризненно работает только техника; в общем-то, хорошо подготовленные, прошедшие «горячие точки», люди почему-то сдают, не дотягивают до необходимого уровня, без которого невозможно провести эту «кавалерийскую» операцию.
Точно выйдя на сигнал, он оказался в голой, по-осеннему, шелестящей от палой листвы дубраве — явно посаженной руками человека, ибо сами по себе эти деревья здесь не росли. Савватеев остановился, прислушиваясь, и сначала ему показалось, будто он оглох: вдруг все стихло, замерло, в том числе и радиомаяк, и от этой ли тишины или от мрачноватого чёрного леса вдруг стало не по себе. Не страх, а предощущение страха, как в детстве, на миг оцепенило его, и по разогретой от напористой ходьбы спине побежали мурашки.
