. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)
-- А кто сказал, что я боюсь, -- отозвался паренек; роста он был невысокого, а в его руках Острон рассмотрел самый настоящий арбалет. Заряженный и нацеленный точно в грудь нари: да этот парнишка не шутит.
-- Кто-то еще выжил? -- спросил Острон, по-прежнему не шевелясь. Парень прищурился.
-- С чего я должен говорить тебе.
-- Ты даже этому не веришь? -- Острон осторожно кивнул в сторону огня.
-- Думаешь, я сам такие фокусы ни разу детям не показывал, -- холодно усмехнулся парень. -- Дел-то, смазал руку чем надо, полил одной штукой -- и вот тебе пламя в ладони.
Острон озадачился.
-- Ну ладно, -- сказал он. -- А так тоже можешь?
Передернув плечами, он целиком окутал себя коконом из огня; в комнате сразу стало куда светлее, и на бледном лице парня показался какой-то намек на удивление.
-- Как это ты так?..
-- Я же сказал тебе, -- терпеливо повторил Острон. -- Я Одаренный Мубаррада.
-- Сказки это все.
-- Ты же сам видишь, -- пламя поменяло цвет с темно-рыжего до белого; судя по глазам китаба, это произвело на него впечатление. -- Кстати, а внизу сейчас находятся Одаренные Гайят, Сирхана, Джазари и Ансари... раненых нет?
-- Нет, -- буркнул парнишка и понемногу опустил арбалет. Острон облегченно вздохнул, пламя вновь вернулось в его ладонь.
-- Ты один? -- мягко спросил нари. Снизу раздались голоса; Сунгай крикнул:
-- Острон?
Китаб сделал шаг назад, к прикрытой двери, и Острон сразу догадался, что за этой дверью есть кто-то, кого тот готов защищать ценой своей жизни.
-- Я здесь, -- ответил он Сунгаю, -- подождите. Мальчишка сильно напуган.
-- Не выдумывай, -- резко вскинул арбалет китаб. Его лицо отвердело. Сколько ему лет?.. с первого взгляда Острону показалось, что не больше восемнадцати, но теперь, поразмыслив, он решил, что парень его ровесник.
-- Извини, -- вздохнул Острон. -- Но как насчет капельки доверия? Ты ведь видел, я сражался с одержимыми внизу.
-- Я видел только огонь, -- буркнул парень.
-- Это был мой огонь.
На лестнице раздались шаги; Острон не успел ничего сделать, как снизу показалась темноволосая голова Сафир. Он напрягся, ожидая, что китаба ее появление разозлит, но появление молодой девушки, видимо, произвело на того несколько иное впечатление.
-- ...Бедняжка, -- выдохнула она, рассмотрев его. -- Сколько часов ты отбивался от них?
-- Не знаю, -- буркнул китаб, снова опуская арбалет. -- Они пришли, когда еще было светло. Никто не ожидал нападения. Мы бы, правда, все равно выстояли, у нашего сабаина высокие стены, но среди нас были предатели, кто-то подорвал бочку с анозитом у самой стены, и в пробоину немедленно хлынули эти твари. Всех, кто сражался на площади, убили. Отец велел нам идти в башню и не совать носа... но потом они пробрались и сюда, тогда я сбросил им на головы одну из своих звезд, а пока они были в замешательстве, мы спешно завалили проход чем смогли.
-- ...Звезд? -- осторожно переспросил Острон. -- Ты об огне говоришь?
Китаб вскинул поросший светлой щетиной подбородок.
-- Я пиротехник, -- сказал он. -- Вы, может, не слышали о такой науке? Раньше... я делал фейерверки. Такие штуки, -- добавил он, обнаружив на лицах Острона и Сафир непонимание, -- запускаешь их в небо, а они летят высоко и красиво взрываются. Разноцветными огоньками. В небе-то они никому вреда не причиняют, но если такой штуковиной швырнуть в человека, получится сильный ожог.
-- Слышал о таких, -- припомнил Острон. -- Так ты тот самый мастер, о котором мне рассказывали? Который придумал эти штуки?
-- Тьфу, -- отозвался китаб, -- мастером был мой дядя. Погиб несколько лет назад от большого взрыва в своей мастерской.
-- Это все... грустно, -- сказала Сафир, посмотрев вниз, -- но может, ты уже пойдешь с нами, парень? Нужно вывести всех уцелевших, нельзя оставаться в этом месте. Бел-Хаддат сказал, что в трех днях езды к востоку отсюда стоит другой сабаин, мы могли бы отвести вас туда.
Арбалет в руках китаба окончательно повис. Парень оглянулся на дверь за своей спиной, потом хмуро сказал:
-- Хорошо. ...Жутко там... снаружи?
-- О чем ты?.. -- не понял Острон. Но Сафир будто сообразила что-то и коротко кивнула:
-- Обожженные тела повсюду.
Китаб вздохнул, приоткрыл дверь.
-- Кухафа, Джарван, -- позвал он. -- Дедушка. Выходите.
За дверью началось какое-то шевеление; наконец она распахнулась, и на пороге показался седой старик, к которому с обеих сторон робко прижимались два ребенка, мальчик и девочка лет десяти.
-- Это... все? -- прошептала Сафир. -- Все, кто выжил?
-- Если в других зданиях вы никого не нашли, -- ответил молодой китаб, -- то да.
-- А папа с мамой? -- дрожащим голосом спросила девочка, тронув его за рукав. Он резко обнял ее за голову и прижал к себе.
-- Пошевеливайтесь там, -- донесся снизу голос Бел-Хаддата. -- Иначе придется ночевать в развалинах.
-- Заткнись, -- с негодованием ответила ему Сафир и спустилась по лестнице.
-- Я сейчас соберусь, -- глухо сказал китаб, отпуская ребенка, и скрылся за дверью. Светлые глаза старика рассматривали Острона.
-- Мы гнали лошадей, как могли, -- чуть виновато произнес тот, -- но увы.
-- Я слышал, ты Одаренный Мубаррада, юноша? -- спросил старик. Острон коротко кивнул. -- ...Слава богам. Много вас?
-- Двенадцать человек, -- ответил нари, -- пятеро Одаренных и наши товарищи. Это... твои внуки, господин?
-- Да, -- согласился тот. -- Прости Леарзу за недоверие, он в самом деле сильно напуган. Они напали неожиданно, и боюсь, он видел... что случилось с его родителями.
-- Что с ними случилось, дедушка? -- спросил мальчишка, поднимая голову из-под локтя деда. Старик скорбно опустил взгляд.
-- Хубал забрал их себе, Кухафа.
-- Их больше... нет?
-- Нет, Джарван.
-- Дед, -- немного недовольно сказал Леарза, который как раз в этот момент выскользнул в дверь. -- Можно было... потом об этом.
Через плечо у него был перекинут дорожный мешок, к которому китаб привязал арбалет; закутав девочку в свой плащ так, что капюшон свалился ей на голову, он подхватил сестренку на руки. Оглянулся на деда. Тот надел бурнус на мальчика и подтолкнул его; Острон взял ребенка, оказавшегося легче, чем он ожидал. Тонкие пальцы вцепились в его собственный плащ.
Они пронесли детей через развалины сабаина, и Острон горячо поблагодарил Мубаррада за то, что уже достаточно стемнело; меньше всего на свете ему хотелось, чтобы дети видели то, что осталось от их дома. Бел-Хаддат, хмурясь, уже топтался на тропе за стеной, стоило Острону выйти за черту сабаина -- и он взлетел в седло. Последним сабаин покинул старик, оглянулся на прощанье.
