К. Медведевич - Ястреб халифа
Впрочем, многие тому человеку не верили.
Баб-аль-Захаб,
месяц с лишним спустя
Айше предстояло отодвинуть занавес и выйти к нему — всего-то шаг.
Тарег сидел лицом к крошечному пруду, не шевелясь и не мигая. Слепые, отражающие закатный золотой блеск глаза были широко раскрыты и смотрели вдаль, не видя.
Похоже, к концу похода зрение окончательно оставило нерегиля, и только хен помогало ему не обнаруживать слепоты. Впрочем, сегодня во время торжественного приема — эмир верующих чествовал своего вернувшегося с победой командующего — случилась неловкая заминка. Радостный довольный Фахр велел положить для Тарега помимо ковра еще и подушку — в знак особого расположения. И по каким-то странным причинам — то ли солнце слепило, то ли пересиливающая всякую волю усталость давала себя знать — нерегиль ее не увидел. И запнулся. Хорошо, его поддерживали, по обычаю, под руки помощники распорядителя церемоний — и Тарег всего лишь споткнулся, прежде чем сесть на свое почетное место.
Яхья ибн Саид удивлялся, как у самийа достало сил не свалиться в один из своих всегдашних глубоких снов — люди барида исправно доносили, что нерегиля видят верхом и во главе войска. После взятия Нишапура они перевалили через Биналуд — и все живое в ужасе разбегалось перед джунгарской лавой. Горожане Туса запросили пощады сразу, как прослышали о гибели Царского города, и даже Балх сдался без сопротивления.
Новый наместник провинции, племянник аль-Фадла ибн Амира, избрал окруженный громадными валами город своей столицей — и теперь над стенами и башнями Балха развевалось белое знамя Аббасидов. Хорасан был приведен к покорности, войско джунгар отпущено обратно в степи с богатой добычей — а нерегиль призван перед лицо халифа для оказания почестей и изъявления благодарности.
Увидев Тарега в зале Мехвар, Айша не знала, что и думать, — согласно всем законам природы самийа уже давно не должен был держаться на ногах. Однако поди ж ты, держался. Правда, под тяжестью церемониальных одежд его немного пошатывало — но это никого не удивляло. Мискавайхи писал, что Афшин ибн Кавус тоже сгибался и с трудом шел в парадном халате, подаренном ему эмиром верующих.
Халиф пожаловал командующему дворец Дар ас-Вахб, который еще называли Дворцом Вазира в честь построившего его Сулаймана ибн Вахба, служившего еще халифу Амиру аль-Азиму. Сады дворца выходили на Тиджр, а вход в него располагался прямо за резиденцией Старой госпожи Утайбы Умм Амир.
Просматривая грамоту на пожалование, Айша вздохнула: что ж, оттуда Тарегу будет проще навещать ее в Йан-нат-аль-Арифе — отныне их дома разделял лишь луг да сливовый сад. Однако, увидев нерегиля во время приема, она поняла — сегодня ей самой придется прийти к Тарегу в дом.
И вот теперь их разделяла лишь тонкая прозрачная ткань.
Глубоко вздохнув, Айша взяла себя в руки и подняла занавес.
Дотронуться до плеча Тарега оказалось сложнее, чем она предполагала. Ее ладонь долго дрожала в пяди от роскошного золотого шитья парадной накидки. Внезапно передумав, Айша легонько провела костяшками пальцев по мертвенно бледной щеке.
Тарег сморгнул, шевельнул ушами — и благодарно потерся о ее ладонь. Прямо как большой кот, горько подумала она.
— Мне иногда кажется, что вас двое, — печально прошептала Айша. — И тот, что приходит ко мне, — настоящий ты.
— Я не хотел засыпать, не дотронувшись до твоей руки, — тихо-тихо ответил он. — Мне кажется, что в этот раз я усну надолго…
Айша снова погладила прозрачную мраморную щеку — думая о предстоящей встрече, она представляла себя плачущей, но теперь слезы почему-то не набегали.
Вдруг он перехватил ее ладонь невидимым и немыслимо быстрым движением:
— Поклянись, что пока я буду спать, вы ничего со мной не сделаете.
— Ты что?! — Айша обиженно выдернула руку из покорно ослабевших пальцев. — Как ты… да как ты мог такое подумать?..
В ответ он лишь дернул плечом. Обернулся, уставившись все тем же слепым распахнутым взглядом во внутренние комнаты. И позвал:
— Гассан?..
Тут же сообразил, что ошибся и лишь отмахнулся рукой — словно отсылая прочь призрак. Подбежала маленькая хрупкая девушка в сером траурном хиджабе:
— Да, господин?..
И подхватила Тарега под локоть, помогая подняться.
— Я клянусь, — печально сказала Айша ему в спину.
— Благодарю, — сухо отозвались ей в ответ.
Даже не обернулся.
Когда невольница вернулась из внутренних комнат, она застала Айшу плачущей. Засуетившись, девушка хотела было кликнуть кого-то на помощь, но великая госпожа жестом остановила ее — что ж, посморкаться в платок она могла и сама. Вытерев насухо глаза и промакнув щеки, Айша жалобно вздохнула. Ей очень, очень не хватало Сальмы. Она сделала все, что могла, для вдовы Саида аль-Амина, Афры, — та как раз разродилась мальчиком. Но это не утишило ее горя. Сальма лежала в высоком кургане в долине Сагнаверчая, и никто, никто не мог заменить ее.
— Как тебя зовут? — обратилась Айша к застывшей земном поклоне девушке.
Та робко подняла голову:
— Дана, о госпожа.
— По кому ты носишь траур, Дана?
Та замялась.
— Я знаю, что твой господин знал все о тебе и о твоем возлюбленном, — печально отмахнулась Айша.
— По Самухе, — горько уронила девушка — и разревелась.
Пару раз всхлипнув, Айша не сдержалась и заплакала снова.
Всласть наревевшись, обе принялись утираться рукавами и платками. Высморкавшись и насухо отжав глаза, Айша решилась:
— Дана, скажи мне честно… одну вещь.
— Да, госпожа?.. — вздохнула девушка.
— То, что рассказывают… про три холма… это правда?..
— Какие три холма? — неподдельно удивилась невольница.
— Из голов, — мрачно сказала Айша. — Один холм из мужских, второй из женских, а третий из детских. Под Нишапуром.
Дана так широко раскрыла глаза и разинула рот, что Айше ничего не оставалось, кроме как облегченно вздохнуть:
— Ффу-уух…
— Это кто ж такую напраслину на сейида возводит? — сердито нахмурилась девушка.
Айша снова вздохнула, на этот раз печально. Напраслину возводили все кому не лень. А расспрошенные люди барида почему-то отказывались и опровергать слухи, и подтверждать их — мол, ужасающее бедствие случилось, и все тут. А сколько людей в городе погибло, — то и сосчитать невозможно.
— А что во дворце, в Шадяхе, он всех до последнего младенца перебить велел — правда или нет?
Дана снова укоризненно покачала головой:
— Сейид, о великая госпожа, ничего не приказывал в те дни. Река разлилась, и могилы наших оказались на острове. На том-то острове господин и сидел день и ночь. А джунгары к нему переправлялись. А когда спросили, что с городом делать, сейид лишь отмахнулся — делайте, сказал, что хотите… Ну они и сделали, конечно, — джунгары, что с них взять… Только город, если хотите знать, как стоял, так и остался стоять — ну, обрушилось там кое-что, дома на берегах посмывало, — но там же, говорят, мильон человек живет, что ему будет, Нишапуру этому!.. Другое дело, что перепугались они все крепко и против наших не сдюжили, это да…
