Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)
У ворот императорского дворца процессия остановилось. Дальше пустят только приглашенных на пир и их слуг. Но прежде, чем отправиться во дворец, дабы предстать перед Императором...
- Слушайте все, подданные Империи и ее гости, манифест Императора Карда ван Валигара! - разнесся над площадью хорошо поставленный голос герольда. Вещал вестник императорской воли со стены над воротами. - "По велению Богов наших, каждый да занимает место, начертанное ему еще до рождения, как воин в строю! Только одному человеку позволено менять это установление, и это - наместник Богов на земле, повелитель и защитник наш, Император из рода Харванидов. Слушайте же! За особые заслуги перед Императором повелевает он, чтобы Эвинна вана Эгинар из рода крестьян Верхнего Сколена, отныне звалась графиней Эвинной, и род ее отныне пусть зовется родом Эгинари. Решение о поместье будет принято после, отдельным манифестом.
- Ну вот, Эвинна наша - графиня, - буркнул Моррест.
- Правильно, не может же Император жениться на девке из низкого рода, - завистливо прокомментировал Оле Мертвец. В устоявшейся за века иерархии Харванидов императрица занимает второе место после Императора, равна принцу-наследнику и существенно выше просто принца крови вроде Оле. А уж если за ее спиной двенадцатитысячная армия... - Теперь она достаточно знатна, чтобы стать его женой. А поместье ей правильно не дали - теперь вся Империя ее поместье.
- И долг верных подданных по возможности его расширять, - вздохнул Моррест. - Интересно, а наши-то останутся простолюдинами?
- Слушай, и услышишь.
- "...за особые заслуги во время войны Император также возвел в дворянское звание и объявил бароном Империи Телграна ван Вастака из рода Вастак, и род его так и будет называться. Производится в звание рыцаря Империи кетадринскинский жрец Моррест ван Вейфель, с сохранением за его потомками родового имени Вейфелей. Производится в герцоги Империи барон Тород ван Эгинар из рода Аттов, с сохранением за своим родом того же имени... Производится..."
Производились и правда многие, даже такие, кого Моррест не знал. Например, сыновья Элевсина и все его потомки. И, разумеется, вся головка постанческого войска, вплоть до командиров рот. Остальным пообещали денежную награду: по золотому "арангуру" рядовым, по пять - десятникам, по десять - пятидесятникам и пятьдесят - сотникам. Для крестьян Верхнего Сколена деньги немалые, пятьдесят золотых - и вообще астрономическая сумма. Радостными воплями победители приветствовали решение Императора. Не меньше радовались и столичные жители: воры и сутенеры, кабатчицы и проститутки, разнообразные торговцы и менялы - немало императорских "арангуров" так и останется в столице, но уже в их руках. Наконец, вопили простые любители поорать: для них был бы повод, а глотка найдется.
- В честь одержанной победы Император постановил накормить всех жителей города угощениями в Нижнем городе. - Вот теперь вопили все - и верхние, и нижние сколенцы, и даже чудом избежавшие погромов алкские торговцы. Впрочем, погромы еще только начинаются. - А люди знатные будут приняты самим Императором в Пиршественном зале.
Моррест вздохнул. Вот и пир - теперь хоть можно нажраться и не видеть этого свинства. Никогда прежде не испытывал он тяги к алкоголю, но после всего хотелось, ох хотелось ненадолго лишиться памяти. Но императорский пир - на самом деле не просто совместное уничтожение деликатесов. Это тоже ритуал, священнодействие, само участие в котором - знак особой милости и повод для гордости.
И правда, соратники Эвинны, как и она сама, сразу смешались с расфранченными придворными - разумеется, не всеми, а теми, кто поглупее. Те, кто поумнее, наверняка еще ни о чем не знают, отсиживаются в поместьях, ожидая, чья возьмет. Ну, а самые глупые успели послать гонцов с изъявлением горячей любви и дружбы к императору Амори - за что, надо думать, уже лишились поместий и общаются с палачами в камерах. И правильно - не будь шлюхой.
А допущенных на императорский пир представляли Императору. У Морреста успел недовольно забурчать желудок, а солнце, по небу перемахнув Эмбру, блеснуло в староимперских витражах. Поплыли по залу разноцветные отблески, заклубился дым зажженных слугами ароматических палочек - и толпа приглашенных на пир рванулась к столам. На столах уже стояли яства, да такие, что от одного вида у Морреста потекли слюни. Одна здоровенная лоханка черной икры на столе - вполне даже в зоне досягаемости - чего стоила.
Разодетые лишь немногим беднее придворных, по залу сновали слуги. Они указывали гостям их места, ведь вновь приглашенные не знали, где и в каком порядке им садиться. Все было продумано еще при Харване и Хостене, самое позднее при Эгинаре, и принцип был прост: чем знатнее, тем ближе к Императору. Прост был принцип, а не исполнение - церемониймейстер, ведавший такими мероприятиями, обязан великолепно знать геральдику и генеалогию. Любая его ошибка на подобных церемониях могла привести к политическому скандалу - если не к дуэли, мятежу или войне.
- Сюда, Моррест-катэ, - промурлыкала длинноногая накрашенная особа, позвякивая браслетами и массивными серьгами. То есть никакая она не особа, просто служанка, наверняка рабыня, на совесть проинструктированная церемониймейстером. Но смотрелась девчонка более чем импозантно, разве что излишне открытый наряд и яркий "боевой раскрас" на лице выдавали ее истинное положение на пиру. Вообще-то она должна прислуживать за столом, и бесплатно, но за доплату наверняка бы не отказала гостю в маленьких вольностях. "Нужна ты мне!" - едва не фыркнул Моррест, подавляя неуместные мысли. - Что бы вам хотелось, уважаемый?
- Вот этого, - обрадовавшись, что добрался до еды, произнес Моррест. - И вот эту булочку. И еще кусочек мяса... вон того...
Служанка гибко перегнулась через стол, будто нарочно демонстрируя все прелести своих телес. Пышная грудь, крутые бедра, маняще накрашенные губы, только жестковатые, рано огрубевшие руки выдавали далеко не легкую жизнь. Моррест вздохнул - теперь она будет весь пир маячить своей грудью у него перед носом в надежде хоть немного заработать. А Эвинну в это время...
Теперь, когда манифест о произведении Эвинны в графское достоинство издан и обрел силу закона, ничто не мешает Императору сделать предложение, а Эвинне его принять. Она не может отказаться - не потому, что Император хоть немного интересен как мужчина, а потому, что это гарантия единства Империи. Если бы она поставила чувства выше долга перед своим народом - она перестала бы быть собой. И что с того, что роковые слова еще не произнесены, и она "всего лишь" новоиспеченная графиня?
