Кристофер Банч - Король-Демон
Я взял себя в руки.
— А что насчет Товиети? Они принимали участие в случившемся?
Пристально взглянув на меня, Тенедос нехотя признал:
— О них не упомянули ни словом. Возможно, у негодяев хватило ума понять, что только полные идиоты пойдут за Скопасом.
Я подумал, что Тенедос постоянно донимал Кутулу любителями желтых шелковых шнурков, приказывая ему забыть обо всем остальном, вспомнил о предостережениях главного тайного агента насчет Скопаса и Бартоу. Однако я прекрасно понимал, что было бы верхом глупости заводить сейчас об этом разговор или даже упоминать имя Кутулу, хотя мне отчаянно хотелось предложить императору вернуть его из ссылки и дать ему полную свободу действий. Каким бы жестоким ни был главный полицейский Нумантии, по крайней мере, появилась бы гарантия, что в тылу у нас будет все спокойно.
— И что нам остается делать? — спросил я.
— Пока что ничего. Дални расплакалась, когда я сообщил ей о гибели мужа. Похоже, она его действительно любила. Я приказал Чарским Братьям перевести все хоть сколько-нибудь подготовленные гвардейские части из Амура в Никею. — Тенедос нахмурился. — Как будто они не будут нужны нам самим, когда мы подойдем к границам Нумантии. Лея будет провозглашена регентшей.
Я постарался сохранить на своем лице непроницаемое выражение, прогоняя воспоминания о том, при каких обстоятельствах последний раз видел сестру императора — полуголой, ублажающей одновременно нескольких гвардейцев.
— Ничего хорошего в этом нет, — продолжал император, — но сейчас приходится довольствоваться тем, что имеем. Будем надеяться, теперь я буду постоянно держать связь с Никеей, и Чарские Братья не дадут Лее делать глупости. Проклятие, ну почему Рейферн погиб!
Я деликатно отвел взгляд. Некоторое время тишина нарушалась только ветром, рвущим парусину шатра.
— Впрочем, — наконец сказал Тенедос, — он все равно бы настоял на том, чтобы отправиться в поход вместе со мной, так что никакой разницы не было бы.
— Ваше величество, вы так и не ответили на мой вопрос. Что нам делать?
— Нам остается только двигаться как можно быстрее, — сказал император. При первой же представившейся возможности я оставлю армию и вернусь в Никею. Я не могу вести войну, когда мое собственное государство ускользает у меня из рук. Ты возьмешь на себя командование армией и остановишь майсирцев на границе Нумантии, если у них хватит глупости следовать за нами через Кейт.
Я едва расслышал его последние слова. Оставить армию? Как Тенедос может даже думать об этом? Разве присяга, принесенная нами, не требует от императора ответной верности?
Должно быть, император прочел мои мысли по выражению моего лица.
— Трибун, простых решений нет и не может быть. Особенно сейчас, когда весь наш мир рушится. Это лучший выход, который я могу предложить. Возможно, у тебя найдется что-нибудь получше, — но ты не забыл, что речь идет не только о твоей любимой армии, но и о всей Нумантии?
Тенедос ждал, презрительно скривив губы. Я молчал.
— Вот и отлично, — сказал он. — Так или иначе, это случится не сейчас. Я запрещаю тебе пересказывать наш разговор кому бы то ни было, в том числе своей женщине. Это все.
Кажется, мне удалось отсалютовать ему. Выскочив из шатра, я целый час метался по лагерю, давая выход бурлящей внутри ярости, не обращая внимания ни на снежный буран, ни на любопытные взгляды штабных офицеров. Наконец, несколько успокоившись, я вскочил на коня и отправился в свой отряд.
Император замыслил второй раз предать свою армию.
Порой я гадаю: если бы невероятное бездушие императора не стало причиной моего черного настроения, если бы я обошелся с Эрном иначе, изменило бы это что-нибудь? Скорее всего, не изменило, ибо Эрн всегда в первую очередь думал о собственном благополучии.
Возвращаясь со свитой в сгущающихся сумерках, я наткнулся на затор на дороге. Нам навстречу двигался небольшой караван из шести грузовых повозок с огромной роскошной каретой впереди. Первая пара лошадей головной повозки пала, и экипаж остановился. Вокруг суетились пехотинцы. Мешая друг другу, они толкали его руками, пытаясь сдвинуть с места.
Приказ императора был совершенно определенный.
— Капитан Балк! Разыщи офицера, командира этой колонны, и, передав ему от меня лучшие пожелания, скажи, чтобы он распорядился забрать из этой колымаги все ценное, а затем столкнуть ее на обочину.
Не успел Балк отправиться выполнять мое приказание, как из кареты донесся гневный крик:
— Черта с два, свиная задница! Эта повозка является собственностью трибуна, и никому не позволено ее трогать! Ты, голосистый кусок дерьма, вместо того чтобы разыгрывать из себя бога, помоги солдатам!
Соскочив с коня, я подошел к карете и увидел внутри трибуна Эрна, перепачканного грязью и кипящего от ярости. Он узнал меня в тусклом свете фонарей экипажа.
— А, это вы, — смутился Эрн.
— Да, это моя задница, — отрезал я, спуская свой гнев с поводка. — Что здесь происходит, черт побери?
— В этих повозках... в этих повозках имущество моего штаба, — запинаясь пробормотал Эрн. — Я сейчас же пошлю одного их офицеров вперед и прикажу привести пару лошадей. Как только они прибудут, мы тронемся в путь.
— Капитан Балк, исполняйте мой приказ!
— Слушаюсь, сэр!
— Вы не сделаете этого, а'Симабу, — огрызнулся Эрн. — У меня тоже есть права!
— Сэр, попрошу стоять по стойке смирно, разговаривая со мной, — крикнул я. — Хоть вы и трибун, но я генерал армии, не так ли? Вы хотите попасть на гауптвахту?
Я смутно подумал, что в последнее время стал чересчур часто использовать эту угрозу.
— Это же абсурд какой-то! — пробормотал Эрн, покраснев так, что его лицо сравнялось по цвету с расшитым золотом мундиром.
— Двое ко мне! — приказал я.
Подбежали Курти и Свальбард, старающиеся сохранить безучастные лица.
— Сорвать парусину с первой повозки!
— Будет исполнено, сэр!
— Черт побери, трибун... — начал было Эрн и осекся.
Мои люди, забравшись на повозку, выхватили кинжалы и перерезали веревки. Тяжелая парусина упала вниз. Разумеется, «штабное имущество» оказалось бочками с вином, ветчиной, мешками с зерном, говяжьими окороками, замерзшими на морозе, и другими продуктами. Пехотинцы застыли на месте, ошеломленно разглядывая эти деликатесы, которых они не видели уже много недель. Я услышал приглушенный рев, напоминающий рык голодного тигра. Ко мне подбежал офицер.
— Сэр, капитан верхней половины Ньюэнт прибыл в ваше распоряжение.
— Приказываю убрать эту повозку с дороги, — распорядился я. У меня мелькнула мысль о праве собственности, но ее тотчас же смыл бешеный гнев. — Вот мой приказ, и я требую, чтобы он был выполнен неукоснительно. Этот человек — трибун Эрн.
