M. Nemo - Песнь Люмена
— Шайло?
— Нет, это не просто смятение.
Диан качнул головой.
— И всё же…
— Что, Тобиас?
Тот заговорил не сразу:
— Он…
Шайло застыл, поняв, о ком тот сейчас заговорит, но тут к ним подошёл Карнут и, обведя всех быстрым взглядом, обратился к тому.
— Император ждёт тебя.
Задержался на миг, ему тоже было известно о произошедшем собрании. Однако, не давая объяснений, повернулся и так же поспешно ушёл. Шайло тут же отделился от остальных и не замедлил последовать приказу.
— И всё же объяснений нам не дали. — Закончил Тобиас.
— Нам сказали ровно столько, сколько мы должны знать, — тут же отрезал Лукас.
— А если мне этого недостаточно? — упорствовал Тобиас. — Я согласен, он… он был тем, что о нём говорят и всё же. — Подходящее объяснение никак не находилось. — И всё же он наш! Один из нас.
— Знаю, и потому предательство так тяжело, — Лукас остановился и заговорил иначе. Гавил до того у него таких интонаций не слышал. — Я не знаю, что произошло, но я верю Шайло. И то, что случилось, он открыто сказал, что пойдёт против Императора.
— Мы не называем его имени, — тяжело усмехнулся Тобиас, — это неправильно. Всё здесь уже неправильно.
Они стояли так не говоря больше, пока не увидели вышедшего на балкон Шайло. Тот остановился, появлялись другие легионеры. Повышая голос, Шайло заговорил:
— Оставшиеся в Чертоге легионеры сегодня выступают к Горе.
Задрав голову, как и другие, Туофер смотрел во все глаза как меняется неизменное. А лица оставались всё такими же непроницаемыми.
Шум нагретого воздуха заглушал все остальные звуки. Кожа давно высохла, но охватывающее тело тепло дарило ощущение укутанности и крепкого кокона. Нажав рычаг и прекратив поток, Аривана открыла воздухоочистительную кабину и вышла на холодный пол. Даже расстеленный ковёр не укрощал царящую кругом стылость. Аривана укуталась в свободно спадающее красное одеяние, собрала волосы и остановилась посреди ванной комнаты.
… любимая дочь…
… нет, её я не отдам…
…но всё пойдёт именно так как спланировано…
— Что такое?
В голове неприятно заныло. Она вернулась к умывальнику, открыла воду и выплеснула её на лицо, ледяные брызги тут же оставили красные следы на коже.
Эту дочь я оставлю себе.
Но её голос совершенен.
Тогда вживи усилители другой.
Но сай…
Застыв на месте, Аривана смотрела, как в сток утекает водоворотом прозрачная до боли в глазах вода. Когда это было? Она ничего не помнит. Только смутные голоса и куклу в маленьких руках, неужели её?
Мать? Она давно уснула.
Исполняй!
Поклон.
Но мы ведь уже вживили кристалл, господин.
Значит, повторите. Она останется человеком.
Отец?
Как будет угодно господину. Но могу ли я добавить? Простите за мою непозволительную настойчивость, но даже если вы решите использовать другую дочь, то в этой всё равно останется кристалл и соблазн управлять…
Что ты говоришь?!
Всего лишь высказываю мысль, что кто-то может знать об имплантате и воспользоваться им.
О нём знаем только ты и я.
Шум воды заполз в уши, разросся по телу. Впившись руками в мрамор, Аривана стояла прерывисто дыша.
И всё же…
Послушная дочь, любимая дочь. Глаза Шеола, когда он узнал, на что отправила она Ашарию, его шёпот… Мы ведь семья… и крик утром: «Как ты могла?!».
Как я могла? Она прикоснулась рукой к волосам. На этом месте у Ашарии был кристалл, и остался маленький рубец. Аривана распахнула глаза, когда нащупала такой же у себя.
Её нашли когда исчезли звёзды. Госпожа сжалась под раковиной и всё повторяла: «Где здесь я… где здесь я… где здесь я. Я?!..».
Была ночь и густая туманность расползлась по всему небосводу. Тогда в первый раз легионеры покинули Небесный Чертог. Впервые люди, населявшие императорский город, могли видеть столько воинов Легиона. Парадные ворота открыли, но никто не решался заглянуть туда. Только один храбрец ещё затаился у окна. Улицы сделались чисты.
Не было ни труб, ни предупреждений. Только по ту сторону сделалось светло и из прохода ряд за рядом показывались они в серебристой броне, смотрящие только вперёд, с ледяными лицами и глазами, в которые нельзя смотреть.
Одна старая женщина, узнав о происходящем, именно оттого принялась приговаривать о конце света и, схватив внучку, гладила ту по голове. А легионеры покидали Небесный Чертог.
Один из легионеров шёл впереди и сразу ставало ясно, что он призван повелевать остальными. Их было втрое больше, чем в тот раз, когда легионеров впервые выслали к Великой Горе.
…. скажи, ты ведь слышал…
… то, что говорят о нём… легенды…
… мне это известно.
Шаг ровен, ворота исторгают одних легионеров за другими. Никто не представлял до того, сколько их в Небесном чертоге. Имя им — Легион.
… говорят, он возглавляет восстание на севере… он…
… он присоединился к проклятой…
… я слышал это.
Шаг за шагом. Ряды идут синхронно. Приказ получен: не дать вражескому войску проникнуть в Великую Гору.
Старая женщина, что ждала конца света, уснула до первой звезды. Её сожгли в крематории и стоящая рядом маленькая девочка была очень рада, что никто не гладит её волосы, заговаривая их на скорый сон. Теперь люди смотрят изо всех окон, но так уж очень тихо, как будто и нет там вовсе никого.
Легионеры не смотрят по сторонам.
— Мама, куда они идут?
— Тихо, не спрашивай! — яростно шипит та.
— Но куда они идут, мама, — девочка идёт вдоль подоконников, ведя руками по гладкой поверхности, выскакивает на балкон и ветер треплет лёгкие волосы. — Куда вы?
Всего на миг один из них подымает голову. Он кажется девочке самым младшим из них и ей хочется улыбнуться суровому воину. Но сильные руки втягивают её обратно и тут же все окна захлопываются.
Шайло этого не заметил, он шёл впереди. За ним — остальные братья, Последнее поколение. За ними — все силы Легиона. Это было утро, поутру всегда всё иначе.
Иная армия наползала к Великой Горе.
Сапоги вытаптывали снег, здесь когда-то ещё росла серая трава с крепкими стеблями, теперь только ветер трепал сизые волны, в небе кричала одинокая птица. Море осталось позади.
— Идём на запад! Войска противника строятся у Великой Горы.
Войско разлилось по пустоши синим полотном, на знамёнах скалился чёрный медведь. Этой ночью они сделали остановку и развели не таясь большущий костёр. Так что неистовые его языки лизали далёкое небо. Нор Родж вышел к костру с братом и взял слово:
— Братья! Мы — свободные дети своего мира. Мы — не рабы, не слепые щенки. И сегодня я первый покажу, что думаю обо всём, чем застилали наши умы тысячелетия за тысячелетиями. — С этими словами он выхватил у брата свиток, развернул его. Тот был из простой шкуры, чернила сливались наклонным почерком. — Здесь написано: мир таков, каким должен быть.