Дмитрий Скирюк - Драконовы сны
– Яльмар.
Тот вздрогнул и обернулся.
Эльфийские шаги были неслышны и легки, немудрено, что викинг не услышал Телли, прежде чем тот не подошёл к нему вплотную.
– Чего тебе? – немного раздражённо и потому – громче обычного спросил норвег и закашлялся.
Мальчишка медлил с ответом, ожидая, пока кашель смолкнет. Его тонкие белые волосы резко выделялись в темноте. Неверный, серебристый свет луны подчёркивал кошачьи скулы, мелким отблеском кружил в его глазах. Варяг моргнул. Взгляд эльфа завораживал и вместе с тем пугал; невозможно было определить, узки зрачки в его глазах, расширены, или же их там нет вообще.
– Ты зря меня боишься, – сказал Телли. – Я тебе не враг.
– Я? Боюсь? – расхохотался тот. – С чего ты взял?
Сердце его, однако, стучало.
– Страх в глубине тебя, – меж тем ответил Тил. – Он ищет любую причину, чтоб вырваться. Сейчас его причина – я. Ты сам так хочешь. А я не хочу, чтобы со мной был тот, кто мне не доверяет.
– А почему это я должен тебе доверять? – опять немного резко возразил варяг. – Ты втянул всех нас в эту дурацкую историю, ты и твой дракон. Это по твоей милости мы сейчас идём неизвестно куда! Скажешь, я не прав?
– Нет. Не скажу.
Вновь воцарилась тишина.
Общаясь с Телли, Яльмар чувствовал себя довольно странно. Словами он не смог бы объяснить, в чём заключалась эта странность, но сравнения, которые порою шли ему на ум, невольно заставляли холодеть и гнали по спине мурашки. Как будто ты нанёс врагу удар, а у того из раны хлещет вовсе даже и не кровь, а самая обычная вода. Или не вода, а скажем… скажем, пиво. Или ничего не льётся вовсе. А враг при том не дёргается, не хрипит, не бьётся в смертных корчах, а спокойно улыбается и снова поднимает меч, как тролль или берсерк. Да, как берсерк, в экстазе боя позабывший, что такое боль и смерть, и с пеной на губах смеющийся в лицо врагу… Впрочем, где-то в глубине души Яльмар чувствовал, что Тил из тех противников, для которых меч – не самая страшная угроза.
Внезапно Яльмар понял что эльфёнок прав. Он никогда не понимал берсерков, божественное бешенство всё время обходило его стороной. Страшила непонятность, неизвестность, невозможность объяснить. «Дайте мне цель, – всегда говорил он себе, – и уж я до неё доберусь». А что же делать, если есть одно движение без цели, ожиданье без конца, игра, в которой непонятно, за кого играть и как?
И не играть уже нельзя…
– Мне кажется, ты понимаешь, – словно бы прочтя его мысли, вдруг заговорил Телли, – Тебя пугает не опасность, и не я. Тебя пугает неизвестность.
– Почему он тебе помогает? – спросил варяг. Голос его хрипел.
Тил убрал с глаз прядь волос. Взглянул варягу в глаза.
– А почему помогаешь мне ты?
– Я?
– Ты, ты. Ведь я же не тянул тебя, ты сам вызвался идти со мной.
Яльмар не нашёлся, что на это ответить. Остервенело поскрёб в бороде. Тил невозмутимо уселся на камень, подобрал ноги под себя. Яльмар только сейчас заметил, что мальчишка бос, и теперь не мог оторвать взгляда от его ступней. Было холодно. По-настоящему холодно.
– Ну, я не знаю… – нерешительно промямлил он, кляня себя за эту нерешительность. – Мне казалось, кто-то должен идти с вами. Потому что Жуга и этот… Я же не могу помочь больному дварфу. А идти на ферму – с этим справится и Вильям. Надеюсь, что справится.
– Ты говоришь, что по моей вине ты сделался несвободен, – сказал Тил. – Но свобода есть и бесполезность тоже. Свободный дом – ничейный дом, кто захочет, тот в нём и поселится. А ты ведь не умеешь и не хочешь быть бесполезным. Не так ли, а? Яльмар Эльдяурссон? Это ведь ваша, людская черта – помогать друзьям, а иногда и недругам за просто так.
Варяг молчал, слегка ошеломлённый таким поворотом в разговоре.
– А кроме того, – безжалостно продолжил маленький эльф, – ты наверняка хотел ещё и присмотреть за мной, не выкину ли я какое-нибудь коленце. – Он усмехнулся, заметив, как Яльмар закряхтел и отвёл взгляд. – Хотел, хотел. Брось, Яльмар. Мир не делится только на друзей и на врагов, на чёрное и белое. Всегда есть сумерки, полутона и свет, который мы не видим… то есть, вы не видите. Незачем винить меня во всех бедах, ведь это очень просто – обвинить другого. Мы все упали в одну яму, и теперь нам надо сообща оттуда выбираться. Мы расстанемся, когда наступит срок, я обещаю, но сейчас я хочу сказать спасибо за то, что ты пошёл со мной.
Варяг долго молчал.
– Я всегда не мог взять в толк, – проговорил он наконец, – зачем вы, эльфы в былые времена подкидывали нам на воспитание своих детей?
– А-а, – Телли, глядя в сторону, чуть склонил голову набок, как будто прислушивался к голосам внутри себя. – Да. Ты правильно задал вопрос. Мы это делали затем, чтоб научиться сострадать, чтобы уйти от холода и равнодушия. Мы тоже не любим быть бесполезными. От долгой жизни устаёшь, наваливается скука. Пусть это больно, но для нас это великий дар – иметь друзей, детей… Любимых. Я слишком человек теперь, я не могу всё это объяснить. Но ты, наверное, и сам всё это поймёшь.
Он отвернулся и уставился на небо. Взгляд его бездонных чёрных глаз кошачьего разреза сделался задумчив и печален. Варяг, пусть на одно короткое мгновение, но почувствовал холодную тоску по призрачным мирам, которых он не мог увидеть. «Там нет Альфхейма, Лис» – вдруг вспомнил он свои же собственные слова. А где же он? Где та прародина народа эльфов, из которой они вышли и в которую потом ушли? Тил смотрел на звёзды так, как узник смотрит за окно своей темницы – с грустью и тоской от невозможности здесь больше пребывать и невозможности отсюда вырваться; и Яльмар снова ощутил, как чужд и как одновременно близок людям этот сказочный народ, для которого весь мир стал клеткой, который уже вышел за пределы понимания, и даже – за пределы бытия. Который вышел и ушёл… Куда?
В небытие?
В забытие?
Пред мысленным взором Яльмара возникли силуэты белых кораблей с высокими носами и парусами из самоцветных камней, наполненными звёздным ветром – тем самым, что едва не сбил с пути его корабль. И драконы. Да, драконы. Золотистые, большие, с всадниками на спинах… Варяг невольно оглянулся на костёр.
Единственным, кто мог бы отыскать обратный путь, был Рик.
Яльмар чувствовал себя так, будто обнаружил в борту своего корабля дыру, о которой раньше и не подозревал. Через мгновенье он поймал себя на том, что его губы сами шепчут строфы старой висы Хаувамаул:
Сохнет сосна одинокая в поле, отвалились кора и иглы.
Таков человек, никем не любимый.
Сколько он проживёт?
Телли повернулся к нему и долго молчал. Затем кивнул. Один раз. Текучим, пластичным, коротким, красивым движением.
«Зашиби меня Мьёльнир, – в смятении подумал Яльмар. – Жуга помогает ему просто потому, что они друзья. Он не сулил ему ни царства, ни всезнания, ни власти, ни горшка с золотом… Зашиби меня Мьёльнир, как же я сразу не догадался! Однако у чертёнка ловко получается приобретать себе друзей…»
