Геннадий Ищенко - Счастливчик Ген (Игра)
Бег через эту рощу я запомнил на всю жизнь. Было уже по-летнему жарко, а при длительном беге в доспехах и коже создавалось ощущение, что я попал в парилку. Пот заливал глаза, одежда постоянно норовила зацепиться за сучья и кустарник, меч уже больше не казался продолжением собственной руки, а ноги начали наливаться свинцовой усталостью. А ведь я еще не тащил за собой раненного товарища, как некоторые. Когда деревья поредели, и мы выбежали из рощи, преследователи были шагах в пятидесяти от нас. Не останавливаясь, мы бросились к холмам, а гардейцы наоборот немного притормозили, чтобы осмотреться и оценить обстановку. Однако долго им так стоять не дали. Задние ряды, еще находящихся в роще людей, пытались побыстрее из нее выбраться и напирали на своих товарищей. Когда мы, наконец, добежали до подножия ближайшего холма, у края рощи скопилось уже тысячи две народа, а из-за ее края показалась вражеская кавалерия, шедшая в обход. Увидев ее, пехота приободрилась и качнулась вперед. Братья не сплоховали, и требюше дали залп. Шесть снарядов, кувыркаясь, пролетели над нашими головами и врезались в плотную массу людей. Еще четыре таких же гостинца упали среди конницы. Все снаряды взорвались почти одновременно. Когда мощное взрывное устройство, начиненное сталью, срабатывает в человеческой толпе - это страшно. Когда же их целый десяток... Когда смолкли звуки разрывов, стало слышно, как заходятся криком от нестерпимой боли сотни людей. А прислуга требюше, которые стояли на холмах, уже производила их перезарядку для повторного выстрела. В первые мгновенья за дымом и поднятой взрывами пылью не было ничего видно. С той стороны, где находилась кавалерия, доносились отчаянные крики людей и конское ржание. Из облака пыли выносились отдельные лошади, некоторые, волоча по земле своих седоков, а со стороны рощи, тоже скрытой дымом, слышался несмолкаемый многоголосый вой. Вроде я недолго осматривался, но за это время увеличенная вдвое прислуга метателей успела их зарядить и сделать повторный залп. Взрывы на мгновенье приглушили человеческие крики, а когда они смолкли, крики и стоны стали еще громче. Хотелось упасть на землю, заткнуть уши или бежать отсюда без оглядки, лишь бы этого не слышать. Я не сделал ни того, ни другого, я просто пошел к месту бойни. Поднявшийся ветер сдул в сторону пылевое облако, и стали видны лежащие на земле многие сотни тел. Почти все лежали неподвижно, но некоторые пытались ползти, испуская при этом жуткие крики. Многие из уцелевших были обожжены, у многих виднелись жуткие раны, и почти все они были контужены. Я обнаружил, что рядом со мной стоит бледный Глас.
- Я отправил в преследование всю кавалерию, - сказал он мне. - Гардейцы удирают без оглядки, но их еще раза в три больше, чем нас и надо бить, пока они не опомнились. А с этими что будем делать?
- Безнадежных добить, - сделав над собой усилие, сказал я. - Остальных разоружить и оказать посильную помощь.
Он кивнул и пошел исполнять приказ. А я стоял в трех шагах от мечника, который рукой с оторванными пальцами пытался засунуть в разорванный живот вывалившиеся оттуда синие кишки, перепачканные в земле и саже, и думал, что я сделаю с теми, кто начал эту войну. Впервые с того самого момента, как я очутился в чужом мире, на улицах Расвела, мне отчаянно захотелось проснуться в своей кровати в нашем городке, и забыть все случившееся, как страшный сон. Минутная слабость прошла, я вынул меч и милосердным ударом оборвал жизнь мучившегося у моих ног человека. Вокруг ходили наши солдаты с оружием в руках и делали то же самое. Изредка они поднимали раненного, который пострадал не слишком сильно, и несли к холму, где ему оказывали первую помощь. Как потом оказалось, при взрывах у неприятеля погибло около тысячи человек, и в два раза больше порубили наши конники при преследовании бегущих.
- Людям надо хоть немного отдохнуть, - сказал мне Маркус. - И нам надо дождаться конницу. Что будем делать потом? Сразу двинемся захватывать баллисты или сначала вернемся в лагерь?
- Думаю, в лагерь, - ответил я. - Надо отнести туда раненных, и своих, и чужих. Здесь для их содержания нет никаких условий. Оставим часть сил охранять требюше и снаряды, и пусть побыстрее закапывают останки. В такую жару уже к утру здесь будет трудно дышать. Сегодня, Маркус, я получил хороший щелчок по носу. Я все время живу чужим книжным опытом, своего собственного у меня до обидного мало. Я вроде все правильно и красиво распланировал. Но я не был ни в одной битве, и многое стало для меня откровением. Тем более что не все у вас делается так, как делали на Земле. Из-за этого была пара моментов, когда все висело на волоске, и мы вывернулись буквально чудом. Я не хочу больше так рисковать. Давай в лагере сядем вдвоем и еще раз все обдумаем. Как у нас говорили, один ум - хорошо, а два - лучше.
Через пару часов вернулись конники Гласа и наши братья, все забрызганные кровью.
- Я был во многих заварушках, - сказал нам с Маркусом старший брат, руководивший погоней. - Но за два десятка лет службы я убил раз в пять меньше народу, чем за один сегодняшний рейд. Это сродни работе мясника. Мы их гнали и рубили всю дорогу вплоть до поля, где стоят их машины. Из пеших не ушел никто, разве что где-нибудь спрятался в роще. А вот сотни две конных мы так и не догнали, не рискнули туда сунуться.
- Вы все сделали правильно, Славий, - сказал я. - Понятно, что твои люди устали, но к вам будет еще одно поручение, последнее на сегодня. Сейчас выезжайте в наш лагерь и все там хорошенько осмотрите. Если все в порядке, дайте нам знать и можете отдыхать.
- А метатели? - спросил он.
- Это мы уж как-нибудь сами, - ответил ему Маркус. - И не сейчас, а ближе к вечеру, как стемнеет. Если грамотно сработаем, может быть, вообще обойдемся без потерь.
Конница ушла к лагерю, и вскоре нам навстречу выслали гонца с сообщением, что с лагерем все в порядке. Более того, в нем собрались чуть больше двух сотен уцелевших бойцов Дарна.
- А он сам? - спросил я.
- Говорят, погиб, когда пытался организовать отход своего корпуса. После этого отступление превратилось в паническое бегство. Спаслись лишь те, кто вспомнил сказанные вами слова и не поддался панике.
- Это очень кстати, что они уцелели и сейчас в нашем лагере, - сказал Маркус, когда гонец отправился обратно в лагерь. - Две сотни отличных солдат, которые мечтают отомстить за гибель своих друзей.
- Скажи, Маркус, - спросил я его. - Почему у каждого лучника был только один колчан? И у наших, и у гардейских? Это что, традиция или одно из правил Гахта, о котором я ничего не знаю? У нас в ордене, да и у гвардейцев, в ходу все больше арбалеты, так что я с этим раньше как-то не сталкивался.
