Тамара Воронина - Приносящая надежду
Через две недели они приняли предложение Кариса пожить в доме его покойного брата, далеко в лесу, далеко от всех, просто чтобы восстановить силы, расслабиться, как следует отдохнуть. Карис без труда открыл проход, помог перетащить припасы, вещи и шута, потом показал, где найти постельное белье, полотенца, поцеловал на прощанье Лену и исчез в проходе. Милит, задумчиво глядя вслед, произнес:
— Интересно… Гарвин, ты видел когда-нибудь такой способ?
— Не видел. А ты видел когда-нибудь человека, которому Кольцо эльфов давало магию?
— Он того стоит.
— Само собой, — пожал плечами Гарвин, — стоит.
— А к нему не могла попасть и…
— Моя некромантия? Не знаю. Могла, вероятно. Ты, главное, ему не говори. И поверь наконец, что сама по себе некромантия не зло.
Милит промолчал, конечно, а Гарвин, конечно, не обиделся. Или не показал обиды. Скрытностью Гарвин мог посоперничать с кем угодно — и перещеголять. С Леной он бывал относительно откровенен, потому что даже Гарвину это необходимо. В какой-то степени Лена заменила ему Вику… Хотя вряд ли он откровенничал с Викой. Он ее берег. А Лену слово «некромантия» не пугало.
— В раньше считала, что некромант — это тот, кто может поднять покойника, — сообщила Лена. — И заставить его что-то сделать.
— Могу, — пожал плечами Гарвин, заставив вздрогнуть Маркуса и шута. Милит мрачно смотрел в пол. — А смысл? Никакой поднятый покойник не сделает того, что я могу сделать, времени на это тратится черт знает сколько. Зачем? Кстати, сами заклинания несложные, только длительные. Милит бы тоже справился. Для этого не нужно быть некромантом, Аиллена.
— Ну чего ты Милита все время дразнишь? — спросил Маркус недовольно. — Не можешь ему простить, что его пугают твои таланты? Так они и меня пугают.
— Я не могу простить? — горько усмехнулся Гарвин. — Нет, что ты. Я и сам не знаю, на что способен. Вот, как оказалось, могу не только выжить после двух преобразований, но и магию потихоньку восстановить.
— Ты думал, что умрешь там?
— Не думал. Знал. Два подряд — убивают. Без мучений. Я уж и не знаю, почему. Одно — нормально, даже не выжигает, а два… В общем, до сих пор никто не выживал. Но зверушка нам встретилась… Это не Корина создание. — Он улыбнулся. — Кишка у него тонка.
Милит хрюкнул. Да и Маркус расхохотался. Ну ужасно смешно.
— Мне другое интересно, — тихо сказал шут. Он пока говорил осторожно и тихо. И дышал тоже осторожно и неглубоко. И двигался очень плавно и неохотно. — Мы видели там кострище. Чье? Неужели там живут люди или эльфы? Или вообще кто-то разумный? Рядом с таким…
— Это мог быть и Корин.
— А Кориным бы оно не пообедало? — удивился Гарвин. — Я, конечно, не знаю всех способностей Корина, но меня он однозначно превосходит только в умении скакать по мирам.
— Не зазнавайся, — проворчал Милит. — Ты, конечно, великий маг, но…
— Великим магом я был до войны, Милит. Теперь я гораздо больше. Не хочешь верить мне, спроси Владыку. Ему я, конечно, уступаю… ну вот как мне уступает Маркус.
— В магии-то? — засмеялся Маркус. — Хорошо сравнил.
Лена смотрела на них со своего места. Она замерзла, потому поставила тяжеленный и неудобный стул прямо у очага, где Милит уже развел огонь. Теперь спине было жарко, а руки и ноги все равно мерзли. Гару подкатился поближе: он любил, когда Лена подсовывала ноги под его теплый живот или ставила их сверху.
Шут полулежал на кровати и улыбался. От его улыбки становилось теплее и светлее. Очень хотелось устроиться рядом с ним, обнять за шею, голову на плечо положить и не дышать с ним вместе, но у него еще болели бывшие переломы, потому он старался делать поменьше движений, а Лена старалась его на движения не провоцировать. Вот вчера он ее поцеловал, а потом она ему пот с висков вытирала — вдохнул поглубже… Маркус тоже рукой пока особенно не размахивал, хотя уверял, что чувствует себя исключительно замечательно. Милит продолжал поглощать сладкое, восстанавливая магию, а скорее просто получая удовольствие. Ну сластена человек… то есть эльф, что уж тут особенного. В их багаже имелись и мед, и варенье, и пряники, а Лена намеревалась попробовать испечь эти пряники или на худой конец песочное печенье. Гарвин имел томно-утомленный вид, а ведь по уверениям всех на свете должен был вовсе в гробу покоиться. То есть быть развеянным над рекой.
Нет. Только не это. Они не должны умирать. Я жуткая эгоистка. Я не хочу терять. Пусть лучше они меня потеряют, потому что у них отношение к смерти философское, а у меня — человеческое, даже детское: я боюсь. Самой умереть не страшно, потому что нереально, они меня все равно спасут, вытащат, придумают что-нибудь непридумываемое и реализуют нереализуемое. И при этом сами…
— Эй, ты чего? — заглянул в глаза Маркус. — Опять сочиняешь какие-нибудь страсти? Ну-ка хватит!
— Почему хватит? — сказал вдруг Гарвин. — Может, пусть лучше выскажется? Аиллена, только честно, как на духу.
— Не станет, — прошептал шут. — Потому что думает о смерти. О нашей смерти.
— А кто-то умер? — удивился Маркус. — Или намеревался? Шут, ты собирался помереть?
— Не дождешься, — фыркнул шут осторожно. — В ближайшие лет… много — не собираюсь.
— Мы ее не убедим, — с неожиданной для него горечью проговорил Милит. — Потому что если начнем объяснять, что будем жить вечно, она не поверит, а насчет того, что рано или поздно кто-то из нас умрет, мы уже… и зря. Она боится смерти.
— А я не боюсь? — пожал плечами и уже даже не поморщился Маркус. — Не боялся одно время. Потом вот опять начал. Когда смысл в жизни появился. И не смотри на меня так. Да, смысл — служение тебе.
— А у меня — служение вам, — сипло заявила Лена. Милит снова хрюкнул. Смешно ему, видите ли.
— Думаю, у тебя нечто большее, — возразил Маркус. — Никто из нас не смог бы сделать то, что делаешь ты. Ну да, Аиллена, Странница, Светлая… изначально твои слова воспринимают как истину. Или что-то к ней близкое. А какая разница? Разве не результат важен? Да сто раз я скажу, что эльфы и люди должны жить в мире, или вон Милит скажет! Ну, послушают, хмыкнут: ну и дурак мужик — и забудут. А тебя послушают — и задумаются: а ну как и правда?
— Это ей тоже сто раз говорено было, — махнул рукой Гарвин. — Всеми и в разных случаях. И мягко, и грубо. Она не понимает, что не все, кому что-то дано, это «что-то» используют. И тем более на благо. Я вот — не использовал, хотя мне дано… ну, так скажем, больше, чем Милиту. А Владыка — использовал. И Родаг тоже. Мог не впустить эльфов? Мог. В самом страшном случае на него обиделась бы Аиллена. Даже Маркус и шут не удивились бы.
