Робин Хобб - Убийца Шута
- Фитц?
- Я здесь.
- Ты не спросил меня, почему я вернулся. Зачем я пришел, разыскивая тебя. - Его голос был пропитан усталостью.
- Посланница сказала, что ты ищешь своего сына. Своего Нежданного сына.
- Боюсь, без особой надежды. Я вообразил, что нашел его, там, на городском рынке. - Он покачал головой. Его голос стал тише. Я напрягся, стараясь расслышать. - Он им нужен. Прислужникам. Они думали, что я знаю о его существовании. Довольно долго они расспрашивали меня, стараясь вырвать тайну, о которой я не имел представления. И даже когда они наконец сказали, что ищут - я все равно ничего об этом не знал. Конечно, они этому не поверили. Снова и снова они требовали сказать, где он и кто родил его. Годами я настаивал, что это невозможно. Я даже спрашивал у них: «Неужели я бы покинул такого ребенка, если бы он существовал?». Но они были твёрдо убеждены, и я решил, что они, должно быть, правы.
Он замолчал. Я задумался, не уснул ли он. Как он мог посреди такого мучительного рассказа? Когда он вновь заговорил, его голос стал тусклым.
- Они посчитали, что я лгу им. Тогда они… забрали меня. - Он остановился. Я слышал, что он пытается говорить ровным голосом, когда продолжал рассказывать. - В начале, когда мы с Прилкопом вернулись, они почитали нас. Мы пировали долгими вечерами и они снова и снова просили рассказать им каждое мгновение из увиденного и сделанного нами. Писари все это записывали. Это… это ударило мне в голову, Фитц. Быть таким высокочтимым и уважаемым. Прилкоп был более сдержан. Потом, однажды он исчез. Они сказали, что он решил навестить свою родину. Но по прошествии месяцев я стал подозревать, что произошло что-то плохое. - Он закашлялся и прочистил горло. – Надеюсь, что он сбежал или умер. Мысль о том, что он все еще у них – ужасает. Но тут начались их бесконечные вопросы ко мне. Затем, когда они сказали, что ищут, а я по-прежнему не отвечал ничего, они забрали меня из моих покоев. И начались пытки. Вначале все было не так плохо. Они настаивали, что я знаю и что, если я буду подолгу голодать или выдерживать холод, я мог вспомнить что-то – сон или событие. Так начал верить и я. Пытался вспомнить. Тогда я впервые послал гонца, который попросил бы тех, кто мог знать, спрятать такого ребенка, пока я не приду за ним.
Загадка решена. Послание, отправленное Джоффрон и ее настороженность относительно меня стали ясны.
- Я думал, что был осторожен. Но они обо всем узнали. - Он шмыгнул носом. - Они забрали меня обратно туда, где держали. И приносили мне еду и воду, ни о чем не спрашивая. Но я слышал, что они делали с теми, кто помогал мне. Ох, Фитц. Они были совсем детьми! - Он задохнулся и вдруг разразился рыданиями. Я хотел подойти к нему, но ему не станет легче от этого. Я знал, что сейчас он не хочет ни сочувственных слов, ни ободряющих прикосновений. Он не хочет ничего из того, что не смог дать тем жертвам. Поэтому я только вытер собственные слезы и стал ждать.
Он, наконец, откашлялся и продолжил напряженным голосом.
- Тем не менее, оставались еще те, кто был верен мне. Время от времени они доставляли мне послания о том, что еще двое сбежали, чтобы предупредить моих друзей. Я хотел остановить их, но у меня не было способа ответить на их сообщения. В те годы Прислужники всерьез взялись за меня. Периоды боли сменялись периодами изоляции. Голод, холод, безжалостный свет и пекло солнца, и потом такие умные пытки.
Он замолчал. Я знал, что его повествование не закончено, но подумал, что он рассказал мне столько, сколько сейчас мог вынести. Я оставался там, где сидел, прислушиваясь к потрескиванию дров в камине. В покоях не было окон, но я слышал завывания ветра, доносящиеся из домовой трубы, и знал, что буря усиливается.
Шут стал шептать. Мне понадобилось некоторое время, чтобы отличить его слова от штормового ветра.
- …верить им. Он существовал, где-то. Они перестали задавать мне вопросы о нем, но продолжали причинять боль. Когда они прекратили… Я подозревал, что Прислужники нашли его. Я не знаю, нужен ли он им, чтобы использовать его, или они уничтожат его, помешав изменить мир. Что бы они сделали или не сделали, они никогда не говорили мне об этом. Забавно. Так много лет я отправлял к тебе послов, чтобы ты нашел для меня моего сына. И один из посланников прорвался. Но слишком поздно, чтобы спасти моего сына. Слишком поздно. - Его голос утих, будто он снова провалился в сон.
Я говорил тихо, не желая будить его, если он и вправду уснул, но любопытство было слишком сильным, чтобы я мог сдержать вопрос.
- Как давно ты их послал? Посланнику потребовались годы, чтобы добраться до меня?
- Годы, - устало сказал он. - Много лет назад, когда я еще надеялся. Когда верил, что Прислужникам известен лучший путь. Если бы я мог добраться до мальчика первым. - Его голос затих. Я смотрел в огонь и думал о Пчелке. Сейчас она спит в своей кроватке. Завтра где-то в полдень, если голубь будет лететь быстро, Ревел сообщит ей, что прибыла птица из Баккипа и что я в безопасности в замке. Мне надо раздобыть бумагу и написать ей письмо, послав с гонцом. Мне надо объяснить ей, почему я так внезапно оставил ее, и почему должен задержаться дольше, чем рассчитывал поначалу. Мне пришла идея послать за ней. Каждый ребенок должен провести Зимний Праздник в Баккипе! Но потом я осознал, что она просто не успеет прибыть сюда вовремя. И я даже не мог придумать, кому могу доверить ее в длительном зимнем путешествии от Ивового Леса до Баккипа. В следующем году, пообещал я себе. В следующем году мы надолго оставим Ивовый Лес и отправимся в Замок Бакккип вместе, только мы с ней.
Этот план доставлял мне большое удовольствие, пока я не подумал о Шуте и его Нежданном сыне в подобном контексте. Он никогда не знал свое дитя. Это значило, что он никогда не мечтал делить с ним такие вещи.
- Посланница не сказала мне, где искать мальчика. – Сообщил я огню в камине. - И у меня не было ни малейшей идеи, сколько ему может быть лет.
- Как и у меня. Ни где, ни сколько. Только то, что было очень много пророков, которые говорили об этом ребенке. Прислужники казались полностью уверены в том, что этот ребенок существует. Они спрашивали меня всеми возможными способами, какие только можно вообразить. Они не верили, что я не знал о ребенке. Они не верили, что я больше не мог видеть где или кто этот ребенок. - Он внезапно застонал и резко дернулся в постели. - Это было так давно… мой живот. Ох. - Он свернулся клубочком, затем откатился к краю кровати. - В этих комнатах есть уборная? - отчаянно спросил он
Его желудок издавал ужасные звуки, пока я вел его к узкой двери. Он оставался внутри так долго, что я начал за него беспокоиться. Потом дверь открылась, и он начал нащупывать дорогу обратно. Я взял его за руку и отвел обратно в постель. Он слабо заполз в кровать, и я укрыл его. Какое-то время он просто дышал.
- Возможно, такого сына никогда и не было. – сказал он наконец. - Это моя отчаянная надежда. Что он никогда не существовал и они никогда не найдут его, не уничтожат, не используют в качестве игрушки. - Он снова застонал и беспокойно заерзал в кровати.
- Фитц?
- Я здесь. Хочешь чего-нибудь? Бренди? Воды?
- Нет. Спасибо.
- Поспи. Тебе нужно отдохнуть. Завтра мы оба будем разумнее относительного того, что ты ешь. Мне надо поставить тебя на ноги до того, как круг попытается исцелить тебя.
- Я сильнее, чем кажусь. Сильнее, чем когда ты нашел меня.
- Возможно, но я не собираюсь рисковать больше, чем это необходимо.
Долгая тишина. Бренди и еда начали на меня действовать. Внезапно навалилась усталость. Я подошел с другой стороны кровати, скинул сапоги, сбросил верхнюю одежду и зарылся в большую кровать рядом с Шутом. Перина была глубокой и мягкой. Я уткнулся в нее и закрыл глаза.
- Фитц.
- Что?
- Ты убьешь для меня?
Я ответил не задумываясь.
- Да. Если мне придется. Но ты здесь в безопасности, Шут. Вокруг тебя крепкие стены Замка Баккип. И я на твоей стороне. Спи спокойно.
- Ты убьешь для меня, если я попрошу?
Где бродил его разум, когда он повторил свой вопрос? Я успокаивающе проговорил.
- Тебе не нужно просить. Если кто-то будет угрожать тебе, я убью его. Все просто. - Я не сказал ему спать. Это не так-то просто, когда ты пережил пытки. До сих пор ночами я мог проснуться как от толчка, думая, что я вернулся в подземелья Регала. Мельчайшая деталь может вызвать внезапный прилив ужаса: запах определенного вида древесного угля, шорох, как от затягивающейся удавки, лязг, с каким закрывается дверь камеры. Даже просто темнота. Или одиночество. Я вытянул руку в темноте и положил ему на плечо. - Ты в безопасности. Если хочешь, я покараулю тебя.
- Нет. - Он протянул свою костлявую руку и положил ее поверх моей. Бревна в очаге тихо потрескивали, и я слушал его дыхание. Он заговорил вновь. - Я не это имею в виду. Я отправил тебе это послание с последними четырьмя гонцами. Я ненавижу себя, из-за того, что прошу об этой услуге. Мне было стыдно просить, стыдно просить что-то у тебя, после того как я использовал тебя так безжалостно. Но нет больше никого, кого я могу попросить, нигде. Я пробовал сделать это сам. Они перестали допрашивать меня. И начали оставлять в одиночестве. И однажды они были небрежны. Возможно. Я сбежал. Я думал, что сбежал. Я нашел друзей, у которых мог укрыться и отдохнуть. Я знал, что нужно делать. Знал, что должен сделать, и я готовился к этому так, как только мог. И попытался. Но они ожидали меня. Они поймали меня и тех, кто приютил меня и помог. Они забрали меня обратно и больше не беспокоились об ухищрениях и вопросах. Просто стали жестоки. Сломали мне кости, забрали мое зрение.
