Джулия Джонс - Чародей и дурак
Кайлок вдруг почувствовал, что у него разгорается лицо. Теплая зыбь коснулась его, и предчувствие опасности увлажнило язык. Он ждал, не испытывая недовольства либо страха.
Сидя в темноте с улыбкой на устах, он обдумывал предстоящую кампанию: куда направить полки, сколько наемников набрать, какие договоры заключить, а какие расторгнуть. Он намечал города и деревни, которые следует сровнять с землей, чтобы посеять в противнике страх и заставить его быстро сдаться. Всех женщин детородного возраста следует убивать на месте. Он не допустит, чтобы в годы его правления подросла новая вражеская армия.
За истекший час Кайлок покорился судьбе. Раз спасение больше не суждено ему, он погубит свою душу — но со славой.
Джек не мог вспомнить, каким ходом ему нужно идти. Потайную дверь он нашел достаточно быстро и даже зажег факел от печи, но в тесных затхлых коридорах тут же заблудился. Все стены казались одинаковыми, и каждый поворот обещал вывести наверх.
Время действовало против него. Кроп наверняка доложил хозяину, что Джек ожил, а Баралис, удостоверившись, что Джека в подвале нет, тут же побежит к Кайлоку. Джеку вспомнился случай у лестницы: нельзя допустить, чтобы Баралис опять подстерег его.
Упершись в очередной раз в кирпичную стену, Джек заставил себя остановиться и поразмыслить. Иначе чем потайным ходом ему к Кайлоку не попасть: идти по дворцу среди бела дня — это самоубийство, особенно теперь, когда вся стража начеку. Подышав глубоко, чтобы успокоиться, Джек попытался вспомнить, какой дорогой он шел с Таулом и остальными. Тщетно. Тогда он был так занят Кайлоком, так чувствовал его близость…
Вот оно. Нужно сосредоточиться на Кайлоке, на нити, связующей их обоих. Она приведет его к королю.
Не так-то легко сосредоточиться, когда время отсчитывает мгновения у тебя в голове. Все отвлекает: теснота, густой чад от факела, скачущие тени, каждая из которых напоминает Баралиса. Мгновения переходили в минуты, а беспокойство — в отчаяние. Джек швырнул факел на пол. Факел погас.
Темнота принесла ему облегчение. Не стало больше теней, не стало бесконечных коридоров, изобилующих неверными поворотами. Зрение стало ненужным, а все прочие органы чувств обострились. Слух, обоняние и осязание спешили восполнить недостаток образов. В первый раз Джек ощутил присутствие Кайлока в темноте. Сейчас тоже темно. Левому виску стало вдруг тепло. Тепло охватило щеку и спустилось к шее. Джек повернулся лицом к источнику тепла, и в ушах у него зашумело. Он ступил вперед, и шум усилился.
Джек скоро забыл, что вокруг темно. Он видел кожей. Кровь, приливая к ней, указывала путь не хуже стрелки компаса. Он не видел поворотов — он шел вслепую, руководимый нарастающим теплом.
Так, словно во сне, он дошел до лестницы. Он поднимался по ней, не боясь оступиться и не стараясь запомнить дорогу. Теперь уж недолго. Скоро кровь и чутье приведут его к двери Кайлока.
— И что же он, в полном здравии? — Баралис надел верхнее платье. Зелье уже действовало, укрепляя тело, проясняя ум и озаряя своим искусственным светом мир, полный острых лезвий.
— Бледный малость, но в полном разуме. И я не видел, чтобы он хромал.
Вид у Кропа был виноватый. Баралис догадывался, что слуга не все рассказал ему о чудесном воскресении Джека. Ну ничего, он допросит Кропа потом. Теперь надо принимать меры.
— Оружие у него есть?
— Нет, хозяин. Я снял и меч, и нож у него с пояса, как вы велели. — Кроп неуклюже крутил большими пальцами. — Только кольчуга на нем осталась — я хотел и ее снять, да забыл.
Все мысли покинули Баралиса — зелье впилось шипами в его мозг. Сердце заколотилось, в глазах потемнело, и пришлось ухватиться за Кропа, чтобы не упасть. Потом все прошло. Баралис принял всего щепотку, но это снадобье столь сильно, что опасно даже в малых дозах. Зато оно дает возможность прибегнуть к магии — один раз, не больше. Обыкновенно Баралис ни за что не воспользовался бы таким тяжелым и вредоносным средством — но, узнав, что Джек не умер, он понял, что выбора нет. Ворожба, которую он излил двое суток назад, исчерпала его телесно и духовно, и теперь приходилось хвататься за что угодно, лишь бы обрести силу хотя бы для краткого выплеска чар. Щадящее врачевание требует времени, а времени больше нет, раз Джек бродит по дворцу.
Зато Джек временем обладает — в полном смысле этого слова. Он уже дважды обратил его вспять. Сперва горелые хлебы, потом он сам. Ученик пекаря был мертв — по крайней мере ничем не отличался от мертвеца, — но ожил, и на теле у него нет ни ран, ни рубцов. Должно быть, магический заряд уже скопился у него на языке в миг его смерти и излился наружу вместе с последним дыханием.
Баралис проклял собственную немощь. Будь он покрепче, он уловил бы, что со временем что-то нечисто. Он ожидал чего-то необыкновенного — страшного толчка, от которого заколебались бы стены, — а магия Джека водила себе иглой потихоньку, вышивая свой узор две ночи и один день. Она работала неслышно, как тень — и Баралис ее не заметил.
Баралис выпрямился во весь рост, испытывая действие снадобья. Слабость прошла: он чувствовал теперь и отзвуки магии, и неестественный изгиб времени. Все его чувства обострились, а ум стал резок, ясен и смертоносен, как зазубренное стекло.
— Из подвала ты сразу пришел сюда? — спросил он Кропа. — Не торчал во дворе, чтобы поглядеть на птиц?
Ему нужно было знать, долго ли Джек пробыл один.
— Нет, хозяин, я отдал Джеку письмо и сразу…
— Письмо?
Кроп окончательно приуныл.
— Да, от его матери. Она просила меня отдать Джеку письмо, если Ларн падет.
— Что?!
— Люси, выгребальщица золы. Она просила меня хранить письмо, пока…
— Что было в этом письме?
— Не знаю, хозяин, я не глядел.
Баралис прищурился. Бесполезно выяснять содержание письма, но кое-какую службу оно может сослужить.
— Какое оно было с виду?
— Как всякое письмо, хозяин.
— Запечатано? Свернуто в трубочку, сложено, перевязано шнурком?
— Сложено, с темно-красной печатью.
Баралис подошел к письменному столу, взял первый попавшийся пергамент, сложил его и накапал на сгиб кроваво-красного воска.
— Вот такое? — спросил он, показав бумагу Кропу.
— Точно такое, хозяин, — закивал тот.
— Хорошо. Пойдем со мной.
Джек дошел до конца хода. По ту сторону стены брезжил свет — как видно, там горели факелы. Джек понятия не имел, та ли это дорога, которую указал Хват, и безмолвно взмолился Борку: «Прошу тебя, сделай так, чтобы там не было часовых!»
Легкое нажатие на стену — и камень сдвинулся с места. В щель хлынули тепло, свет и свежий воздух. Джек опешил. Жар крови и мрак погрузили его в полудрему, а теперь его словно подняли с постели среди ночи.
