Марина Дяченко - Пентакль
Три пары рук, шесть пентаклей, все рассказы-пальцы соприкасаются – а каждый на своем месте и сам себе хозяин. Три автора. Тридцать рассказов, связанных воедино.
Магический «Пентакль».
III. ЛИТЕРАТУРА
О, удивительная игра Судьбы!
Петроний Арбитр.
«Сатирикон»1.1. «БАШТАН»
«Пентакль упрямцев» – о тех, кто живет наперекор всяческой чертовщине.
Есть над Студной заколдованное место. Растут, соком наливаются, манят мальчишек большущие, сладкие-пресладкие арбузы. Подмигивают, да в руки не даются. Гиблое место, запрет на нем. Мертвые там, под баштаном. Мертвяков страшный немец, панский управляющий, с того света вызывает!
Кто запретный плод сорвет, тот казаком растет. И выпадет смельчаку испытание… Выстоишь ли, Омелько?
Будь хлопец сам, отдельно от всех, – не выдюжил бы, укатился перекати-полем прямо в пекло. Нечистому сгубить одинокую душу проще, чем сломать молодое деревцо. Да не перевелись еще богатыри, хоть и поседели от долгих лет. Дед Мамай черту не брат. Дед – колдун из ветеранов. Он помнит времена и посуровее. Чубатые рождены нечисти на погибель.
Тут память, деликатно улыбнувшись, отходит от трех геройских ночей. Взамен я вижу птичью кладку в густой крапиве, седого и лысого Мамая, пыхтящего трубкой в курене, голубоглазого рыжего немца, у которого все не как у людей, и отца хлопчика, трогающего колоски: не пора ли косить? Я слышу мольбу о хлебе…
Сказка правдой сильна. Так и жили прадеды – в трудах праведных, нечисти назло.
Характер имели!
1.2. «БОИ БЕЗ ПРАВИЛ»
Здесь тоже характера предостаточно. Этот страшненький мир – не где-то в параллельных пространствах, а рядом, на знакомых улицах. Искаженные люди живут бок о бок с нами. Искажение – притаилось и отомстило. Однажды, внезапно, все «рассыпалось острыми осколками безумия, и один из осколков вонзился Анке под сердце». Мирную драчунью «просто и страшно» убивает ветеран войны – одной из нынешних войн без правил. Бумбараш – лишний человек, мертвый человек, жертва опоэтизированного сумасшествия. Ни краснобай-патриотизм, ни парадные стяги над войсковыми колоннами – ничто не затмит в цинизме подмену извечного волчьего «убей!» красивой и пламенной командой «Огонь!».
Вовкулак загрыз волчонка. Живой мертвец нечаянно и одноразово нашел применение своим навыкам. Но подобным баловством жажды не утолить. Душа требует серьезной работы. Профессионал должен знать, что перед ним – враг.
Он убивает себя самого.
Для героев рассказа жить – значит драться. Их уход во тьму «послесмертия» связан не только с абстрактным и мистическим зовом зла, но и с конкретным (и притом не менее мистическим) умением госпожи Реальности развести людей по предначертанным кругам. Нетривиальный сюжет приводит к закономерному исходу: и убийцы, и их жертвы чужды нормальному мироустройству, но их жуткое внемирье изредка, пускай даже раз в четыре года, выплескивается из ада и перемешивается с явью.
От этой отравленной насилием яви нам, мирным-благополучным, не откреститься. Еще одна жертва искажений – Макс, «существо безобидное и возвышенное» – осознает сей факт, по собственной глупости угодив в переделку. Переделали беспечного… Учись побеждать, Макс, иначе быть тебе всю жизнь мертвым, битым и никаким. Учись хотя бы после смерти, если до того не успел.
1.3. «ЧЕРТОВА ЭКЗИСТЕНЦИЯ»
Жизнь чертячья – она, известно, собачья. У кого в раю прописка, тому жить легко и празднично. А кочегары подземелий из века в век вертятся как умеют. Все сами, своими рогами, собственным умишком! Особенно собачьей делается жизнь, когда у власти свои же, лукавые. Глазом не моргнув, оболгут и в расход пустят – вертайся в пекло, бесово отродье!
Одно осталось хитрому чорту: луну с неба свести.
И настала тьма, да темнее не стало. И сделал рогатый парубок партийную карьеру, и постиг относительность зла, и стал, незнамо как, частью той силы, что вечно жаждет крови и вечно творит рождественские сказки. Или наоборот? А, всяко бывает.
Господа и дамы, добро становится добром не в отсутствие зла, а как раз в его присутствии, вот и весь сказ. Оно вроде светляка: при фонарях и не заметишь, а во тьме кромешной очень даже помогает. Хоть и ненадолго, хоть и краденое, а все легче жить.
Молодец чертяка! Наш человек. Мутузиться под ковром, заваливать и удушать любой наш встречный-поперечный умеет лучше всякого Калигулы. Выучились. Исторический путь такой – заваливать и удушать. Оттого и понимаем как родного бедного беса, ушедшего во власть, – пусть земля ему будет пухом, а злыдням сковородой!
1.4. «КАРТОШКА»
Сглаз может заглянуть в любое окно. Родной дом станет тюрьмой, когда у порога ждет-облизывается клыкастый чертяка. Хорошо бы этот сглаз – с плеча да в глаз, только не возьмешь черта силой.
«Я обнял сестру (кажется, она плакала), и мы вышли из дома. Мне стало грустно; я запер покрепче дверь и бросил ключ в водосток». Вот как бывает. Не так надо, надо по-другому: навстречу и ни шагу назад. С автоматом или лопатой, с ручной гранатой или разрывной картофелиной – без разницы. Важно не чем, а как.
Как избавиться от сглаза? – взять и прибить его к двери, за которой прошлое.
«Дрянь какая-то снилась», – повторяет свой ответ Богдан, выпуская на улицу жену и ребенка. Лишь один он помнит, как все происходило в первый раз… вернее, как все могло произойти. Остальные не видят никаких шрамов на прооперированном времени. Остальные прикрыты Богданом.
Не так страшен черт, как страх перед ним.
1.5. «ОБОРОТЕНЬ В ПОГОНАХ»
Тут все взаправду. И никаких спецэффектов. Киношные страшилки о молодых людях с гипертрофированными клыками (взывает луна: подъем! – чу!) вдруг воплощаются в обыкновенном лейтенанте ГАИ, ввергая доктора Величко в философскую прострацию.
Хорошо хоть спирт под рукой.
Название и начало рассказа – лукавая подсказка. Кто злодей? – да вот же он, перед глазами! Чего хорошего ждать от мента-перевертыша? А сюжет исполняет классическое сальто, а подозреваемый оборачивается героем… Светлый образ гаишника, хорошего правильного парня, желающего отрезать себе что-нибудь лишнее, мешающее стать человеком и капитаном, полон оптимизма и лучится верой в истинно христианские ценности. «Ну, с богом!» – говорит он, намереваясь превратиться в волка. И – превращается! Поступок «оборотня в погонах» убедительно доказывает: иной подвиг можно осуществить, лишь вконец озверевши. Втиснувшись в личину зверя, вовкулак Сиромаха отважно загоняет в собачий питомник двоих бесов – нет, не бесов, не оборотней, людей! – которые «не только насильничали, но убивали и ели».
