Сергей Алексеев - Волчья хватка. Волчья хватка‑2 (сборник)
Судя по одеянию и дерзкому, самоуверенному поведению, это был хозяин охотничьей базы.
— Не знаю, может, наши, может, нет, — неопределённо проговорил Савватеев.
— Тачки в ельниках тоже ваши?
— Тебе чего надо, парень?
Его какая-то скользкая, улыбчивая наглость сразу же вызывала неприязнь — чувство в операции вредное и мешающее работать.
— Сколько братвы с тобой приехало? — он сел рядом и открыл сумку. — Семнадцать? Не считая шофёров?
Хуже того, после его слов Савватеев ощутил горячую волну раздражения: мужчина точно назвал количество задействованных в операции людей. Неужели при высадке затаился где-то и пересчитал? Водители, оставшиеся в машинах на связи, были проинструктированы, сказать ничего не могли да и в случае контакта немедленно бы доложили.
— Ты кто такой? — надменно спросил Савватеев. — Мент, что ли?
— Старший егерь Карпенко, — представился мужчина. — Придётся деньги заплатить.
— Это ещё за что?
— Сбор дикорастущих без путёвок.
— Нужны какие-то путёвки?
— А как же! — с удовольствием воскликнул егерь и достал протоколы. — Угодья находятся в долгосрочной аренде у частного предпринимателя. На въезде стоит аншлаг — видели? Так что созывай свою шайку, все равно темнеет.
Никакого аншлага Савватеев, отвлечённый инструктажем, не видел, а опера проморгали — вот что такое неподготовленная операция…
— Ну, и как я созову?
— По рации, братан! У тебя что в ухе торчит?
— Это музыка, плейер, — проговорил Савватеев, ещё больше насторожившись от наблюдательности егеря.
Тот не поверил, но сказал со вздохом:
— Ладно, ты за всех заплатишь. По пятьдесят за путёвки, по пятьсот — штраф. Документы есть?
Из-за спешки никаких документов прикрытия не заготовили, в кармане лежало только грозное служебное удостоверение, показав которое, можно было если не загубить, то испортить всю операцию. Тем более такие глазастые и наглые егеря за одну ночь спрячут все следы и улики. Если уже не спрятали…
— Документы остались в машине, — развёл он руками.
— Ладно, идём к машинам, — легко согласился егерь и встал. — Глядишь, твоя братва подтянется.
И посмотрел Савватееву в глаза.
В следующий миг Савватеев ощутил, как затушевалась и померкла вспыхнувшая было личная неприязнь к этому человеку.
При всей своей ментовской простоте Мерин обладал тонким оперативным чутьём и нюхом, с которым не мог сравниться ни один самый современный трупоискатель. Он точно взял след: тяжёлый, замкнутый на самом себе и внешне весёлый взгляд егеря, взгляд хладнокровного убийцы, подтверждал, что плоть Идрисовича, вполне возможно, была где-то здесь…
Савватеев всегда считал, что самый лучший способ прикрытия и быстрой разработки объекта — это острый конфликт, способный обнажить скрытые замыслы и чувства противника и одновременно закамуфлировать твои намерения. Однако с этим Карпенко всякое обострение отношений вылилось бы в жёсткое противостояние: слишком уверен в себе, смел и самонадеян, а всякая война заставит немедленно применить особые полномочия — захват базы, арест всех обитателей и повальный обыск, который может ничего не дать.
— Может, без протоколов обойдёмся? — предложил Савватеев. — Тем более мы хотели попроситься переночевать всей компанией, стол накроем, посидим. Мы же не за грибами — оторваться приехали!
— У нас мест нет.
— Мы деньги заплатим.
Егерь явно не хотел пускать их на базу:
— Гостей не принимаем!
— Ладно тебе, давай договоримся. Сколько надо?
— Это ты у себя в городе договаривайся! У нас базар не проходит. Заплатишь, сколько положено.
— Тогда позови хозяина.
— Нету хозяина! Все вопросы решаю я.
— А где же он?
— За границу уехал.
Это была новость, о которой не знал Мерин.
— Интересно! — воскликнул Савватеев. — А мне сказали, он на месте!
— Кто сказал?
— «Горгону» помнишь? Охранная фирма. Попадание было точным, егеря от этого названия встряхнуло, глаза сузились:
— «Горгона»? Что-то не слышал…
— Да у вас отдыхали, в прошлом году!
— Многие отдыхали, — ему стало неуютно. — Приезжают и думают, тут лохи живут.
— Мы так не думаем. Все-таки по рекомендации приехали, воздухом подышать.
Пыл егеря резко убавился:
— У вас что, в Подмосковье воздуха нет?
— Ладно, не ворчи. Пусти на пару дней?
— Без разрешения хозяина никого не пущу! Это частная собственность.
— Позвони хозяину!
— У меня нет связи. И вообще, велел не беспокоить. Так что валите отсюда, ребята.
— И денег не надо?
— Не хочу я с вами связываться! — он пошёл к воротам. — Себе дороже…
Он забыл о протоколах и штрафах. Он боялся «Горгоны», как ядовитой змеи!
Савватеев подождал, пока егерь войдёт на базу, и послал вызов Копернику — тот по-прежнему не отвечал. Потом поочерёдно связался с Тарантулом и Финалом, приказал, чтоб вместе с офицерами Варана они переместились поближе к забору и отслеживали всякого, кто выйдет с базы. Скоро оттуда выехала машина, забитая коробками, Карпенко закрыл ворота, а старики сели в беседке ужинать.
Кажется, порядки здесь были, как на зоне: каждому выдали по алюминиевой миске и ложке, после чего грибники выстроились в очередь возле кастрюли и старуха выдала пайку — что-то жидкое и вместо хлеба — по баранке. Ели они недолго и сосредоточенно, после чего сдали посуду и чуть ли не строем отправились в избу.
Коперник по-прежнему не отвечал, и от этого молчания повеяло тревогой. Савватеев обогнул забор лесом и пошёл по направлению, откуда выбежали испуганные старухи.
Когда он продирался сквозь густой и тёмный сосняк, вдруг послышался неприятный зуммер тревоги.
— Что у тебя случилось? — на ходу спросил Савватеев.
— Нападение, — едва промямлил Коперник. — Был без сознания… Только очнулся… Бойца наповал…
Он замолк, но со связи не ушёл — должно быть, вновь потерял сознание, а Савватеев включил пеленгатор и побежал напрямую, улавливая сигнал радиомаяка….
4
Сначала он, как и все остальные послушники, хотел по-медвежьи вырыть берлогу в земле, пока ещё не промёрзла, застелить лапником, переждать положенный бренкой срок, а там как получится. Он, наследственный вотчинник, привыкший и приросший к своей земле, урочищу и дому, не мог, как бродяга, ночевать под ёлками либо проситься к кому-то на постой. И даже оказавшись здесь, возле Сирой обители, он ощущал потребность в собственном, пусть и земляном жилище, где можно быть хозяином.
