Татьяна Мудрая - Доброй смерти всем вам…
— Выстрелите мне в висок, — тем временем продолжал он, — а потом уберите ткань и положите рядом с рукой. Постарайтесь найти естественный угол выстрела. Отпечатки пальцев на рукояти я уже оставил и, надеюсь, Скотланд-Ярд удовлетворится увиденным.
На наших лицах отразилось лёгкое удивление. На физиономии отца, по крайней мере. Я среагировал куда более выразительно.
— Всё наоборот, — заметил мой Хьяр. — Мы являемся ради декорума, но не чтобы потворствовать лжи и трусости. Почему бы вам самому не взвести курок и не нажать на гашетку, если для приличий необходимо именно это?
Гордон покачал головой.
— Возможно, да: трусость. Однако иного рода, чем вы полагаете. Не хочу, чтобы на той стороне меня упрекали, что я сам наложил на себя руки. Хотя бы это. Не противиться тому, что тебя убивают, — тоже грех, но, пожалуй, меньший, чем преодоление самого главного инстинкта.
«Самосохранения. Следующий после него — плодиться и размножаться», — подумал я сумбурно.
— Мальчик сделает одно, я другое, — кивнул отец. — Но не даром. Вашей жизненной силой мы кормимся, однако помимо этого вынуждены вращаться в культурном обществе: снимать жильё, заказывать одежду у хорошего портного, отдавать детей в частные школы. На какую сумму вы не затруднитесь выписать чек?
Сколько в этой фразе было насмешки и цинизма, а сколько простой констатации фактов, я бы не сказал и сейчас. Гордон не пошевелил ни одним лицевым мускулом. Извлёк из недр кимоно толстую книжечку и свинцовый карандаш, черкнул по листку, оторвал и вручил Хьяру.
— Весьма бы рекомендовал получить в течение часа-двух. Позже все мои распоряжения будут опротестованы. Я бы смог выплатить и наличными, если бы вы об этом упомянули.
А потом он раздвинул ворот, чуть запрокинул лицо и испытующе посмотрел на меня.
…Мы, наверное, казались со стороны копией эротической гравюры «Буси и его шудо», во всяком случае, односторонней. Конечно, я тогда смотрел на живописную композицию изнутри, а не снаружи.
Нет, я почти успокоился. Единственное, что меня волновало, — вдруг отец не справится с маркой оружия, причинит боль или выстрел получится чересчур громкий.
Да, кстати. Себя самого я не чувствовал убийцей ни в коей мере — я только, по нынешнему выражению, «вырубил клиента». Подумывал, правда, что мы с Хьяром могли бы остановиться на этом и попросту удрать, прихватив чек, но отбросил идею с порога. У него — честь марки и у нас тоже. Честь марки.
Когда мы спускались с лестницы, та женщина стояла у приоткрытой двери, вытянувшись в струнку, и вертела в руках копию платка, что Хьярвард уносил в жилетном кармане. Только изорванный в клочья зубами и ногтями.
— Я войду в кабинет мужа через полчаса, — сказала она совсем тихо и со слегка улыбающимся лицом. — Ещё по крайней мере час уйдет на обморок — мой корсет, да и вся обстановка будут предельно этому способствовать. И лишь потом последует звонок в полицию. Вы вполне успеете выполнить его последнее распоряжение.
Нет, эта верная жена самурая не подслушивала, во всяком случае, специально. Она знала своего мужа куда лучше нас обоих — вот и всё.
А ироническое описание сцены с платком я нашёл много позже у моего любимого Акутагавы Рюноскэ. Когда решилась умереть и миссис Блеккингтон, оставив нам на попечение свою несравненную, свою прекрасную дочь.
8. Хьярвард
Этель Ривз, бывшая миссис Гордон Блеккингтон (имена взяты из головы и из повествования Трюга, а также неких дальнейших событий), распорядилась своим имуществом на редкость удачно. Или напротив — как кому угодно будет решить. Супругу своему устроила скромные, но достойные похороны — заострять внимание на скользких материях показалось ей неосмотрительным. Расплатилась с присмиревшими кредиторами — по более высоким ставкам, чем кто-либо настаивал. Распродала всё недвижимое имущество и часть движимого и удалилась с острова на континент. Как выяснилось, навсегда.
Как выяснилось дополнительно, пятидесятилетняя женщина (двумя годами старше покойного мужа) оказалась в большой тягости. Когда прекращаются регулы, большинству из викторианских дам кажется, что исчезает всякая надежда на продолжение рода. Также большинство викторианских джентльменов полагает, что супруга — не сосуд для их эротических устремлений, тем более что бесплодна. На чём основывается их уверенность, непонятно. Вот почему в них напоследок взыгрывает мужское начало — это как раз ясней ясного. Смотри новеллу Юкио Мисимы о двойном харакири самурая и его жены, перед которым они любили друг друга с особенным, утончённым пылом. Если мои слова покажутся вам анахронизмом по причине того, что Мисима в то время ещё не родился, — подставьте имена двух пар: Генриха фон Клейста с Генриеттой Фогель и супругов Лафарг, которые жили и умерли раньше здесь описанного.
Только в нашем случае дама не осмелилась наложить на себя руки. Возможно, потому, что почувствовала себя в тягости ещё до нашего прихода.
Родилась девочка: крепкая, темноглазая и темноволосая, как отец, так что в авторстве никто не усомнился. Мать, кстати, — тусклая блондинка: предки были родом из Нормандии.
Вот только отцовского ума дитя не унаследовало: ласковое, привязчивое, с приятной внешностью, но — классический случай дебилизма. Почти не говорит, чуть что — ходит под себя, на ногах не ходит практически вообще. (Стоило бы сказать — «не держится», ибо здесь неуместны даже потуги на юмор.)
И поглощает все материнские доходы, состоящие из процентов от очень скромного капитала, которым обернулись лучшие друзья девушек. После выплаты всех долгов и покупки симпатичного домика на бретонском взморье. В городке с многообещающим названием Карнак.
Разумеется, с Древним Египтом эти места никак не связаны. Здесь к материку примыкает полуостров Киберон, знаменитый, прежде всего, своими мегалитическими памятниками — дольменами, кромлехами и менгирами. Поле, на котором стоят мегалиты, разделяется чем-то вроде дорог. Кое-какие камни были утеряны, но все равно осталось около трех тысяч камней, выстроенных в десяток линий, ориентированных на запад или северо-запад. Говорят, что дольмены, возведенные за сорок столетий до пирамид, — самые старые из оставшихся на земле человеческих построек.
Вторая история, связанная с Кибероном, — морское сражение Семилетней войны между флотами Великобритании и Франции, состоявшееся в бухте. Тогда англичане ухитрились уничтожить практически весь французский флот, осмелившийся напасть на их суда с большой дерзостью и без малейшей осмотрительности. Да что там — в конце концов был сожжён или захвачен весь наличный флот Франции без четырех кораблей, которые укрылись в устье мелководной реки. Должно быть, у них была более высокая осадка, чем у бриттов.
