Александр Тюрин - Меч космонавта, или Сказ об украденном времени
Не ожидал я, что спустя несколько лет это мероприятие аукнется. В отличие от мужиков дамы сами должны выражать согласие на использование в инкубаторах своих яйцеклеток. Так вот «моя» баба не только согласие дала, но еще известила меня через Службу Репродукции о славном результате давнего деяния. Я со «своей» мадамой редко вижусь, она — важная шишка в службе «Алеф» Технокома, сто второй ранг, да и по жизни у нее совсем другой мужик в хахелях ходит. А вот Сонька у меня лучший кореш. У нее только первый ранг технической касты и многие воспитательные программы не совсем понимают, как это у малька может быть настоящий папа. Но в таких случаях я натравливаю на них своего домового, и он мигом все объясняет.
Сегодня не придется с Сонькой слетать по пневмотрубе в Зоодом, где говорящие зверушки-мутанты, вроде Кота в Сапогах, потешают детвору. У меня внеочередная смена — а работаю я на помпе о десяти шлангах, которая канализацию или водопровод прочищает. Хотя в армии был бортмехаником…
Кажется, пол заметно тряхнуло. Сильных марсотрясений в округе Тарсис не бывает, поскольку здесь тектоника слабая, вулканы давно потухшие, хотя вследствие электрохимических и эрозионных процессов некоторые грунтовые слои могут оседать. Но этого нам боятся не стоит, потому что весь дом-колодец — единый гибкий стержень, засаженный в грунт.
И тем не менее трясет сильно и даже такое ощущение имеется, будто весь дом проваливается вниз — у меня ведь немалый летный стаж, и к инерционным воздействиям я весьма чуток. А способность воспринимать электромагнитные поля заложена в меня согласно генетической карте нашей касты «техно».
Нет, мы точно проваливаемся.
— Что ты об этом думаешь, домовой? Марсотрясение?
— Я покамест располагаю той же информацией, что и ты, Фома. Сейсмическая служба молчит, система конструкционной безопасности зафиксировала весьма умеренные колебания почвы.
Вседва эти киберы утешают и успокаивают до того последнего момента, когда уже поздно мельтешить и через секунду наступит вечный покой.
— А по-моему мы проваливаемся, домовой, несмотря на все радостные сообщения. Так что надо выбираться.
— Погоди, погоди, хозяин, я скопирую все свои последние модификации на твой кристалл памяти. Погибать так вместе.
Он ведь тоже дрейфит, как и любая порядочная программа с интеллектом.
Накопитель, диффузно имплантированный в мою руку и имеющий емкость в десять ментобайт, считал последнюю версию кибероболочки «домовой», после чего я резво стал бросать в вещмешок самые необходимые вещи: персонкарту, инфопластины, послушный пластилин, способный принять любую форму, комбинезон из квазиживого пластика, статуэтку бегущей девушки — едва ее догнал, пищевую нанофабрику, делающую шоколадки даже из дерьма, всеволновой мобильник на урановых батарейках, запасные трусы памперсного типа, самомоющее мыло, брадогрыза и мочалку-грязеедку. Подскочил к лифту — ан нет, заблокировано. Ринулся к аварийной пневмотрубе — еле кашляет. А дом-то проваливается, я это и нутром и рецепторами чувствую — хотя система безопасности не признается.
Остается только пешком по трапу. Я выбежал из дверей своей квартиры и чуть ли не на голову мне упали обломки трапа вместе с кабинкой лифта. Значит, последний парад наступает — все пути отрезаны. Есть ли варианты? Ну разве что впрямую вознестись на небо. Выходит, приговором судьбы-индейки суждено мне упасть в какую-то черную дыру, доселе неизвестную академической науке… Нет, все-таки надо еще повоевать, по крайней мере голова будет занята делом, а не просмотром предсмертных ужасов. Потом — суп с котом, Анима простимулирует выброс эндорфинов и я с усмешкой промеж уст сольюсь с космическим ветром.
А если попробовать подняться по шахте лифта. Я вернулся в квартиру за вакуумными присосками для передвижения по вертикали — со времен подъема на марсианскую гору Олимп они у меня в шкафу валялись.
Но когда я, откопав их, собирался пуститься в безнадежный путь, стена моей комнаты вдруг треснула; зашипел воздух, вырываясь на волю. Червяги! Я — туда, а они — сюда.
Вылетел, как пробка, кусок стены, и в пробое показалась голова без морды. Червяга отчаянно извивалась, пытаясь поскорее протиснуться, она просто жужжала, шипела от напряжения и затягивалась красной дымкой (естественно, что без электромагнитных рецепторов в ухе я бы не слышал жужжания, а за красный ореол спасибо надо сказать встроенному тепловому зрению). Пока я метался, не зная как ее отвадить, выходную дверь заклинило. Приказав умному комбинезону загерметизировать меня, я ринулся к дыре.
И отшатнулся. За пробитой толщиной стены, состоящей между прочим из нанопластика и теплоизоляции, был вовсе не грунт, а туман, типа рекламного фоглетового аэрозоля, только практически беспредметный. Просматривались полосы, овалы, узлы, узоры, чуть ли не орнаменты более интенсивной окраски и, кстати, более подвижные. (Нечто похожее я видел в музее первобытного искусства.)
Меня конечно пробирает жуть, туман ползет как ленточный червь, томление в груди органично дополняется слабостью в нижнем отделе кишечника — хоть памперсы одевай.
И тут в пролом посыпались червяги сплошной волной. Я даже не думал, что их может быть так много.
А следом за червягами в квартиру вошел серебристыми нитями и туман. Всё тут засверкало вокруг, и холодильник, и стойка бара, и стена, и пол, и потолок и стало как будто неживым. Я понимаю, потолок с полом и так неживые, но они как будто остались… в прошлом.
И вдруг рядом со мной зазмеился… я думал червяга. Но вроде ведет себя спокойно словно какой-то корень. Черт, на Марсе пока нет деревьев и корней — но может, это кабель или провод? Ага, ясно, это трос спасательной системы, которая стояком проходит через весь дом. Я мигом прилепил на комбез ворох липучек и трос потянул меня вверх. Ощущения не из приятных, пару раз какая-то выщербина цепляла мой комбез и меня едва не сдергивало вниз. Однако комбинезон лишь частично рвался, а потом квазиживая оболочка срасталась по-новой. И вот все закончилось. По крайней мере, для дома. Он сложился, свернулся, сколлапсировал, серебристые нити просто втянули его. А ведь здесь проживало минимум пятьдесят душ, если точнее — сотрудников Технокома, службы Алеф.
Впрочем, мне не время было последние почести отдавать. Аварийная система перестала тянуть меня вверх, но еще держала трос. Я стал лихорадочно карабкаться вверх, а туман снова переструктурировался. Серебристые нити оформились в сферу со множеством лучей-игл — я заметил ее портретное сходство с радиолярией. Потом шар стал темнеть, а иглы соединяться и образовывать что-то вроде ячеек, которые набрякали и густели. Из сияния как будто рождалось вещество — марсианский красноватый мерзлотный лед, несколько более яркий и свежий чем обычно. И этот лед наседал мне на пятки.
