Александр Тюрин - Тринадцать уколов
– Про страшный пистолет забудь, не было его, – я приветливо оскалился юному любовнику, – ты просто по доброте душевной решил подвезти замерзшего полудохлого странника. Ты ведь всегда так поступаешь. Сейчас куда?
– В Нарву, – сказал юноша, из-за моих приветливых слов возвращая себе наглый уверенный вид.
– А машина чья?
– Моя, – отозвалась дамочка.
– Выходит, дружок, тебе с этой машиной не по пути.
Он думал, что будет просто вышвырнут, но я вначале дал ему по затылку, а уже потом кинул за борт. Ничего, очухается и начнет взывать к проезжающему транспорту, как и я пять минут назад.
Бабенку пригласил к рулю, потому что в моих глазах еще порой двоилось и мерцало. Держалась она со мной хамовато, так что по дороге я ее попросил притормозить и крепко обнял… Никакой противоправной секс-активности, просто вколол ей в ляжку кое-что. Чуть позже она сама себя подсунула. Причем очень старалась. Как комсомолка, попавшая в кабинет секретаря райкома после окончания рабочего дня и гордая оказанным доверием. В городе я бы продлил наше свидание. Но, увы, приходилось работать на опережение чужих графиков…
Я знал, что деньги, все четыре тысячи долларов оказались у хозяина. Конечно, являться к нему в светлое время суток было безопаснее, но в восхищенных зрителях я не нуждался. Несмотря на однообразную застройку некрогородка быстро нашел его капитальную могилу под красною звездой. Николай Пантелеймонович Лопатин (1902-1985), «товарищ Пантелей», который едва не запустил в 1926 году пролетарскую революцию посреди всей Британской империи, любимец Дзержинского и прочих «тарантулов». Проходя через хоздвор, я ухватил лопату и ломик. И сейчас, своротив набок плиту, принялся углубляться в почву. К вам гости, товарищ Пантелей.
И вот уже показалась дверь, то есть крышка гроба. Дверь открывается и передо мной собственной значительной персоной любимец вождей – товарищ Пантелей. Конечно, бледненький зелененький, но никак не поверишь, что он тут семь годов отлежал. Ой, до чего похож на Сапожкова. Тот, конечно, порумянее, но выражение лица – один к одному. Ясно: старший товарищ своим духом преобразует физиономию младшего. И костюмчик у лежащего гражданина хорошо сохранился. Стрелки на брюках присутствуют, орденские планки поблескивают, хотя находится т.Пантелей в той столовой, где едят нас, а не наоборот.
Первую свою медаль юный Коля-Пантелей заслужил, трудясь наганом, над вражескими затылками после взятия Крыма. И гордый барин и образованная барышня – все поддавались маленькой гавкающей штучке. И было этого так много, что опускались руки юного Коляя – не от тяжести, а от скуки. Тогда, наверное, молодец и почувствовал – исходит кое-что из продырявленных врагов. Свежие покойники не только сразу перестают вредить, но и теряют нечто, а он при определенной сноровке «нечто» приобретает. Овладевает он их жизнью полностью, без остатка. Однако нужна сноровка и нет стопроцентного успеха.
А вскоре ушел молодой умелец на почти-научную работу. Английскому языку от британцев, плененных под Архангельском, выучился. Их потом всех шлепнули, чтоб не опознали вдруг где-нибудь на Пикадилли своего собеседника. Но еще успели они убедиться, как завлекательно даровитый Коля произносит на лондонском диалекте слова «экспроприация», «революция», «ликвидация». Британская экспедиция красного миссионера, предпринятая в 26 году, увы, накрылась, но сколько потом было творческих удач. Партия поставила химию на службу революции и верная наука помогала взять из чуждого человека все, что в нем есть. Она выворачивала вредителя наизнанку со стопроцентной гарантией и усиливала сосущие способности Николая Лопатина до максимума.
Все было именно так, а не иначе. Сапожков предоставил достоверные сведения о своем духовном отце Пантелее, поскольку тоже любит значительность – а тут есть чем похвастать.
Стал товарищ Пантелей знатным советским вампиром и как бы помер однажды. Но вот лежит, обнявши чемоданчик, пропавший три часа назад из купе скорого поезда «Петербург-Москва». И вроде как людее всех людей, зверее всех зверей. Отдай, уважаемый. Я понимаю, хочешь передать своему верному ученику Сапожкову, но мне нужней. Откажись по-хорошему.
Я, продолжая увещевания, потихоньку тяну портфель. Не очень-то поддается. Уперся тогда ногой в орденские планки – извините, нечаянно – и рванул на себя. Мертвец тут неожиданно сел, а я, повинуясь силам инерции, отлетел и стукнулся спиной да затылком о бортик ямы. А он следующим рывком уже на ноги поднялся. Проклятый энергетический импульс, что двигает мертвыми костями – откуда он только взялся? Я бью немирного покойника левой в челюсть – все равно что по деревяшке – потом стреляю два раза в упор. Его тряхнуло, послышалось икание, не более того. Он хватает меня за плечи, ох, как пальцы впиваются – я едва блоки руками поставил, чтоб до горла не добрался – и тянется зубами, сволочь небритая.
Я упираюсь ногой, но зомби давит как грузовик. Я, продолжая упираться, ловлю рукой черенок лопаты и делаю еще один упор. Потом – хрясь – ударом башмака ломаю мертвецу коленку. Тут он начинает заваливаться, еще цапает зубами штанину, но мне удается отпихнуть его. Товарищ Пантелей падает на чемоданчик, руками-граблям – упорная бестия – цепляет меня за ногу, пытается в гроб затащить. Я вовремя поднимаю лопату и вложив все силы, а то и больше, остро отточенным лезвием снимаю ему башку. Вместо крови тянется со среза какая-то белесая жижа, похожая на кремниевую кислоту, но товарищ угомонился, и его усилия в борьбе, наконец, стали полностью достоянием прошлого. Почтительно отодвигаю важный труп лопатой и беру чемоданчик. Заодно и орденские планки, как трофей – загоню какому-нибудь штатнику.
Вылез из ямы, спешно побросал вырытый грунт обратно, даже плиту вернул на место. Брось свои штуки и делайся, Николай Пантелеймонович, честным советским мертвецом, как и те, которыми ты питался. Подбросил я на радостях портфельчик, а он почему-то не стал ловиться. Завис в воздухе и – какого-то хрена – принялся таять-таять…
6
Боря открыл глаза на койке в двухместном купе спального вагона поезда «Петербург – Москва» при подъезде к столице нашей (и вашей) родины. Чемоданчик с деньгами смирно, как ни в чем не бывало, отдыхал на груди.
Видимо доктор, выходя из купе, сунул его в багажник, под нижнюю полку. Лишь когда сцеволин встряхнул Бориса, он все понял и лунатически вынул оттуда чемоданчик, однако в галлюцинации деньги были якобы выужены из могилы.
Но Лямин поостерегся бы утверждать, что все события ограничились этим купе. А если случилось как раз то, что привиделось? Допустим, один знатный вампир настолько усилил свои способности за счет употребления предшественников сцеволина, что силен использовать чужие души даже после переселения в подземную квартиру.
