Анатолий Махавкин - За дверью
Симон, как всегда, приветствовал нас, стоя посреди небольшой сумрачной комнатёнки, освещённой лишь парой масляных ламп. Шикарное кресло, ничем не уступающее королевскому трону, огромный стол с письменными принадлежностями, да неуклюжий табурет для посетителей — вот и вся обстановка. Как ни странно, в личной жизни самый влиятельный человек королевства исповедовал тот же суровый аскетизм, утверждая, будто государственные дела важнее удобств отдельно взятого человека. Может и не лукавил.
Граф заметно погрузнел, за последнее десятилетие и отпустил небольшую бородку, клинышком. Тёмно-коричневый френч, который кстати, именно я посоветовал Симону, скрадывал недостатки человеческой фигуры, омолаживая и делая стройнее.
— У нас имеется неотложная проблема, — хозяин кабинета сделал ударение на слове: «Нас», — Лепень, веди.
Из-за ширмы, сливающейся со стенами, выступил небольшой, гибкий, как змея, парень и скользнул к дверям. Со временем, граф отказался от огромных неуклюжих мордоворотов, набирая исключительно вот таких — незаметных и непримечательных.
Я оглянулся и нахмурился: Оля оставалась на месте и не думая следовать за нами. В ответ на мой, незаданный вопрос, она печально улыбнулась и пожала плечами.
— Подожду тебя здесь, — она присела на край стола, смахнув на пол пару важных государственных вердиктов, — у меня дурное предчувствие.
Ладно. У меня никаких предчувствий не было. А жаль…
— В чём дело то? — поинтересовался я, пока мы петляли извилистым коридором, предназначенным для слуг, — и почему такое срочное?
— Во дворец прибыл герцог Солнцев, — пояснил Симон так, будто это всё объясняло, но увидев моё недоумение, со вздохом продолжил, — на неделе ты соблазнил его жену и дочь. Герцогиня вздёрнулась — замучили муки совести, а девица утопилась от неразделённой любви. Герцог приехал за сатисфакцией, а мои люди не успели его перехватить. Кроме того, какая-то бестолочь ошиблась и направила дурака к Тени.
— Ну и в чём проблема? — я расхохотался, — требовать возмещения у Илюхи! Вот это номер!
— Сам увидишь. Лепень?
— Уже пришли, — человечек перемигнулся со своим клоном, подпирающим угол, — сюда.
Ага, студия Ильи. Небольшая деревянная дверь, обитая тонкой кожей резко контрастировала с остальными: пышными, украшенными золотыми птицами и зверями. Ну, Тень и есть — ётень. В этом заповеднике скромности тусовались местные книжники, захаживал лейб-медик и постоянно присутствовали психованные фрейлины, считавшие, что: «Тень — он такой загадочный!»
Я решительно толкнул дверь и Симон неслышно скользнул следом, яростно втолковывая своему шпиону некую важную мысль. Явственно различалась повторяющаяся фраза: «Пущу на дыбу». Обещает — значит пустит.
О, а тут картина маслом! Ошеломлённый лакей превратился в рыбу, безмолвно открывая слюнявый рот: видимо тренируется перед возвращением в морскую стихию. Две испуганных девицы, в одеждах цветов королевы и младший летописец, испуганно прижались к вращающейся книжной полке, напоминая лис во время травли. Вилена пыталась оттянуть тучного здоровяка от своего покровителя, а тот лишь молча получал оплеухи, которые ему отвешивал разъярённый Солнцев.
— Что же ты, мерзавец! — рычал тот и хлестал Илью по физиономии, — язык проглотил? Когда соблазнял моих девочек, наверное, распускал его, как петух хвост, а теперь молчишь? Отвечай!
— Да выслушайте вы его! — рыдала Вилена, не в силах справиться с высоким Солнцевым, — он не при чём!
— Естественно, — подтвердил я и поймав изумлённый взгляд обернувшегося герцога, свернул ему шею, — а ты чего молчишь, дубина? Сказал бы, так и так: Ангел постарался. Стало быть, всё в порядке, невинные души отправились на небеса.
— Граф, — Симон многозначительно покашлял, привлекая моё внимание, — в этой ситуации имеется один щекотливый нюанс.
— Труп? — недоумённо спросил я, приблизившись к нему, — с каких пор это стало…
Он покачал головой.
— Если распространятся слухи, как одного из вас безнаказанно били по лицу — это может несколько подмочить репутацию двора вообще и вашу, в частности. Боюсь…Лепень!
Лакей последний раз открыл рот и захрипев, повалился на пол. Незаметный человечек ловко отёр стилет о бело-розовый сюртук и спрятал за пазуху.
— Желательно, больше следов не оставлять, — многозначительно пробормотал Симон и подмигнул мне.
— Что ты творишь! — закричала Вилена, когда гости, не успев понять в чём дело, повалились на пол, — зачем? За что?!
Наши взгляды встретились. Я смотрел на человека, но видел иное: лесные заросли и молодая красивая женщина, со смехом бросающая в меня шишкой; маленькая комнатка в охотничьем домике и свет камина, падающий на наши тела; широко открытые глаза и губы, шепчущие: «Люблю». Я до сих пор всё помнил. Вилена вдруг прищурилась. Поняла.
Я легко коснулся её лба, как научила Наташа и женщина безмолвно рухнула на пол. Странно, но в её чертах я никак не мог отыскать ту лесную фею, клявшуюся укротить безжалостного зверя. Осталась только человеческая самка среднего возраста, изо всех сил пытающаяся сдержать подступающую старость.
— Не-ет! — Илья наконец вышел из своего ступора и оттолкнул меня от неподвижного тела, — зачем? Она бы никому ничего не сказала!
Я знал это. Никогда. Их привязанность оказалась настолько прочной, что даже мне не удалось её разорвать.
— Ты сделал это специально! — его всего трясло.
Да. Потому что никто из нас не должен иметь никаких привязанностей. Я — тоже. Так будет правильно. Но почему-то ощущалось странное горькое послевкусие. Может от этих слёз на лице Ильи? Или от тех, которые мог бы пролить я…
— Она не была верна тебе, — вот и всё, что я нашёлся сказать.
— Знаю! — он исступлённо целовал мёртвые губы, — но это — твоя заслуга, а не её вина. Убирайся! Проваливай! Ненавижу тебя, ублюдок!
В горле у меня сжалось, и я молча покинул помещение.
Ощущение правоты исчезло.
Илья…
ИЛЬЯ
— Это ничего, что я должен задирать голову? — язвительно осведомился Илья, — может тебе неудобно сгибать шею?
— Потерплю, — хихикнул я, положив локти на дверцу кареты, — прости, внутрь не приглашаю, тут тесновато, а вас — двое.
Странно, никогда бы не подумал, насколько наш странноватый товарищ может привязаться к спасённой самке. Ну — неделя, ну — месяц, но прошло уже больше года, а они всё ещё вместе. Как там её?..Ве…Во…Вилена! У девицы, повисшей на руке Ильи, вид всё такой же перепуганный, как и во время нашей первой встречи. Лицо такого типа, про который святоши любят говорить: сама невинность. Широко распахнутые глаза как будто готовы спасти весь мир, а пухлые губки приоткрыты в постоянном удивлении. Фигура неплоха, но вокруг шастает куча аристократок получше. Вот, скажем, как моя соседка по карете.
