Тимофей Печёрин - Сердце Таэраны
Остальные домочадцы, в количестве пять человек, с визгом бросились врассыпную: удирая кто в избу, кто под лавку, а самые сообразительные — из дома.
Очень скоро дом старосты был окружен целой толпой крестьян с топорами, вилами и просто палками. Были и дети с камнями; один из таких камней едва не угодил в голову Ирайе, едва выглянувшей в окно. Эльфийка отпрянула и зашипела как испуганная кошка.
Штурмовать дом крестьяне не решались. Первый же смельчак, что закричал и ринулся с топором к двери, дабы собственным примером вдохновить односельчан, не добежал пары шагов. Метательный нож попал ему прямо в живот; согнувшись, крестьянин повалился на землю, а его односельчане даже немного отпрянули, не желая разделить такую участь.
Однако и просто стоять жители деревни не стали. Мало-помалу топоры и вилы в их руках сменялись горящими факелами; дети, которым надоело кидать камни в окно, стали подносить к дому охапки сена. Даррен смотрел на эти приготовления и мрачнел; намерения крестьян были для него яснее летнего дня. Оставаться в доме и сидеть сложа руки было опасно, но не меньше было опасности и в попытке прорваться, покинуть деревню.
— Сожгут, — словно угадала его мысли Ирайа. Наемник кивнул.
— Не знаешь, что делать? Я — нет…
— Рхаван бестолковый, — довольно резко молвила девушка, — жалкий рхаван. Тебя наняли, чтоб меня защищать. А не наоборот. Рхаван…
И только высказав это, отнюдь не лестное, суждение о своем проводнике, Ирайа перешла ближе к делу.
— Мне нужна кровь, — сказала она, доставая кинжал.
— Пойдет кровь… бестолкового рхавана? — не без иронии поинтересовался Даррен.
— Увы, но ты еще нужен… нашему клану. А вот эти, — Ирайа обвела рукой горницу, — эти… уже нет.
Следующие минуты Даррен смотрел, как его подопечная укладывает на дощатый пол тела старосты и его сына — того, чье неудачное бегство из дома было пресечено броском ножа. Как раздирает на них одежду, как прорезает им кожу. И как выводит кровью на полу фигуры и знаки, непонятные для посторонних.
— Может не хватить, — сказала Ирайа деловым тоном, обращаясь к наемнику, — приведи-ка мне… хотя бы их!
И она указала тонким пальцем в сторону лавки, под которой, обнявшись и дрожа, затаились двое детей в рубашонках до пола. На подошедшего к ним Даррена они смотрели снизу вверх — круглыми, вытаращенными от ужаса, глазами.
— Ну же! — крикнула эльфийка почти капризным тоном, увидев, что наемник замешкался, — они сильно повысят… наши шансы.
Наклонившись и протянув руки, Даррен буквально выдернул детей из-под лавки. И потащил… но только не к месту, избранному Ирайей для совершения ритуала, а в направлении окна. Не успела эльфийка сказать ни слова возражения, а наемник уже вытолкнул (или, точнее сказать, выкинул) детей в это окно. Упав на землю, те, похоже, совсем не почувствовали боли, которая оказалась все-таки менее сильной, чем страх. Со всех ног дети бросились к толпе односельчан, которые даже смутились при виде такого зрелища.
— Что… ты сделал? — взвизгнула Ирайа, указывая в сторону окна рукой с дрожащими от волнения пальцами, — это же…
— Это внесет в их ряды сумятицу, — спокойно ответил Даррен, — и позволит нам выиграть время. Учти: огонь разгорается быстро. И деревянный дом тоже долго не горит.
По чести сказать, выкидывая детей из дома, наемник руководствовался совсем другими соображениями. Но просто вынужден был придумать объяснение, которое бы поняла даже такая безжалостная фурия, как его провожатая. И, судя по одобрительному кивку последней, придумка удалась.
Вздохнув, Ирайа вернулась к совершению ритуала.
Когда в сторону дома полетела первая из горящих головней, резкий порыв ветра затушил ее налету и отшвырнул в другую сторону. Тот же порыв погасил факелы в руках крестьян. Затем из дома — через окна, через распахнувшуюся дверь и даже через печную трубу, вырвалось нечто, почти не поддающееся описанию. Оно клубилось как дым, расплывалось в воздухе, закручивалось, словно смерч, нависало над головами и время от времени озарялось вспышками кроваво-красных молний.
Какое-то время парализованные от ужаса крестьяне лишь молча взирали на этот плод чародейства Падших. Перед ними словно предстала сама Тьма — и несчастные люди не смели даже пошевелиться, дабы не воспротивиться ее воле.
Затем раздался жуткий, ни с чем не сравнимый грохот напополам с ревом, и крестьяне попадали на землю, обхватывая головы и зажимая уши руками. Наиболее стойкие с криком «колдовство!» бросились наутек — к своим, каким ни на есть, домам. Пострадали и последние: у некоторых снесло крышу, у других распахнуло ставни или сорвало двери с петель. И лишь когда молнии из красных стали бледно-розовыми и испепелили двух или трех крестьян, побежали все — в разные стороны и не разбирая дороги.
Даррену внутри осажденного дома тоже пришлось несладко. Он не мог сдвинуться с места, странно изменившийся воздух сковывал горло, а глаза со страхом взирали на горницу, преобразившуюся от яркого бледно-розового света. В центре горницы стояла Ирайа — с вытянутыми вверх руками, с растопыренными пальцами, от которых расходились тонкие змейки молний. Неизвестно откуда взявшийся ветер сорвал с нее капюшон, растрепал и поднял дыбом волосы. Широко раскрытые глаза эльфийки горели все тем же бледно-розовым огнем.
Потом все кончилось. Зловещий, неестественный свет погас, Ирайа без чувств упала на пол, а сотворенное ею Нечто разорвалось в клочья и рассеялось в воздухе от дуновения ветра.
Поднявшись с лавки и с трудом переставляя ноги, будто закованные в колодки, Даррен подошел к своей провожатой. Дрожащей рукой дотронулся до нее и не без облегчения убедился, что девушка жива; что она дышит, а сердце ее бьется. Наклонившись, наемник подхватил эльфийку на руки — та оказалась на диву легкой, прямо как перышко. Так, с Ирайей на руках Даррен спешно покинул деревню.
Он прошел сколько смог, стараясь удалиться от враждебного места как можно больше. Остановился наемник, только когда выбился из сил. Что же касается Ирайи, то она пришла в чувство лишь на следующее утро.
* * *Крупный сизый голубь сел на горячий песок у самого полога шатра. Из шатра выглянул человек в белом бурнусе, который так контрастировал с его лицом, загоревшим от местного солнца. Увидев голубя, человек наклонился, протянул руку, и птица послушно вспорхнула на нее. Человек уже понял, что визит голубя, такой редкий в этих местах — отнюдь не просто так.
И он не ошибся: к лапке голубя был привязан маленький листочек бумаги. Развернув его, человек прочел всего два слова: «найди Салеха». Для непосвященного это были всего лишь два ничего не значащих слова. И, если бы почтовый голубь был умышленно перехвачен или сам бы не смог долететь до места назначения — в обоих случаях нашедшему это послание постороннему человеку оно бы не сказало ни-че-го. Но только не хозяину шатра. Хотя бы потому, что это послание было отнюдь не первым, которое он получил таким образом. И от такого отправителя.
