Владимир Свержин - Когда наступит вчера
– Ну, типа ты странствующий ветеринар, – вмешался в разговор Вадюня.
Я бросил на него негодующий взгляд.
– Запомни: твоя цель – чтобы этот молодой любитель тяжелого металла… как он там у вас называется?
– Гридень, – тихо вставила Делли.
– Да, верно, гридень, по прибытии в столицу представил тебя своему хозяину, а уж тот, в свою очередь, записал в свиту. Справишься?
– Отчего ж нет? – простодушно кивнула девушка.
– Ну, тогда, раз, два, три… начали!
Оринка молча кивнула и почти бесшумно скрылась в ольшанике, надежно маскировавшем оперативно-следственную группу от бдительных взглядов каанской стражи.
– Ладно, теперь ждем.
Я обвел глазами наш поредевший, и без того немногочисленный отряд. Вадюня, казалось, весь превратился в зрение и слух, ожидая встречи «тайного агента» с вероятным носителем бесценной оперативной информации. Делли, пришедшая в бодрое расположение духа после ухода не в меру шустрой, по ее мнению, девицы, искала случая начать лекцию о первоочередных задачах временного правительства во главе с именитым мужем Вадимом Ратниковым. Проглот… Я в недоумении огляделся по сторонам. Господи! Куда опять помелась эта несносная тварь?!
– Делли! – Я ошарашенно принялся заглядывать под низкие ветки кустов, точно ретивый щенок грифона мог там прятаться. – Ты не видела, какой леший утащил этого маленького прожорливого мутанта?
– Нет, – озабоченно покачала головой фея. – Пару минут назад он еще лежал рядом с тобой.
– Может, его типа покричать? – не мудрствуя лукаво, предложил Вадюня. – Куда он там мог подеваться?
– Ага! Давай уж лучше сразу выйдем на дорогу, вроде как домашнего грифончика разыскиваем. Заодно и с мужиком познакомимся.
– Не стоит волноваться, – поспешила успокоить нас фея. – Сейчас поднимусь над лесом и посмотрю, где его носит.
– То есть как поднимешься?! – Я уставился на Делли с нескрываемым возмущением.
– Как обычно, – в свою очередь, не понимая сути моего вопроса, пожала плечами чаровница. – Ты же видел, как я летаю. И в Гуралии на болоте, и у Русалочьего Грота. Неужели не помнишь?
– Я-то видел, а он? – Я ткнул пальцем в плечистого гридня, понуро ведущего за собой травмированного скакуна. – Ему о нашем присутствии знать совсем не обязательно.
– Да ну, Клин, в натуре, не усугубляй! – махнул рукой Ратников. – Может, у них, чисто, в это время года феи тут сплошняком косяками летают! Как это… – Он наморщил лоб и, вспомнив, радостно закончил: – Весенняя эмиграция!
– Миграция, – поправил я, не сводя глаз с дороги.
– Тс-с! Включай уши – Оринка идет.
Миловидная девушка легко, словно плывя над травой, двигалась по еще не остывшим следам умчавшейся в столицу колонны, напевая что-то себе под нос. Узелок с вещами на плече довершал ее сходство с одной из множества странниц, которые, порвав с родимым домом, направляются искать лучшей доли в большие города. Конечно, не пристало юной девице путешествовать без сопровождающих, но что уж тут поделаешь, когда по-другому не получается. Не случалось еще такого, чтобы город сам вдруг заявился в глухоманные субурбанские чащобы.
Я молча покачал головой, беря на заметку при случае подсказать Оринке, что у путника, прошагавшего спозаранку не один десяток верст, вряд ли будет такая легкая поступь. Но у служилого человека, похоже, на этот счет подозрений не появилось, да и общая физическая подготовка у выросшей среди лесов и буераков девушки была значительно выше средней. Услышав за спиной шаги, гридень обернулся, предусмотрительно кладя руку на эфес меча, но, заметив улыбающуюся ласковому дневному светилу девушку, коротко, с достоинством, как и подобает мужчине, к тому же старшему по возрасту и положению, склонил голову в поклоне.
– Здорова будь, красна девица!
– И тебе по здраву быть, добрый молодец! – Оринка приложила руку к груди, демонстрируя искренность своего пожелания.
Манера субурбанцев, путешествуя от села к селу, из града в град, приветствовать в пути всех знакомых и незнакомцев, приятно разнообразила долгие часы странствий. Когда же вот как сейчас землетопы двигались в одном направлении, да к тому же не слишком поспешно, как не завязаться непринужденной, довольно милой беседе, порою с весьма далеко идущими последствиями.
Дежурный обмен вопросами: «Куда, мол, направляетесь?» да: «Отчего в одиночестве?..» И слово за слово разговор начинал обретать приятельскую форму. Похоже, молодой придворный теперь был вполне доволен своей участью и отнюдь не пенял на судьбу за негаданную встречу.
– …И тут этот валун, будь он неладен! Откуда б ему здесь взяться-то – ума не приложу? Конь со всего маху наземь кувырк! Юшка-каан с него кубарем!.. Добро еще шеи себе не поломали.
– Ай-ай-ай! – качала головой Оринка с такой непосредственностью, будто не была лично не только свидетельницей, но и участницей событий, предшествовавших падению гордого каана. – И что, хозяин-то ваш, не сильно ли побился?
– Не без того, ушибся малехо. А все же не так, чтобы и очень. А вот конь, бедолажный, ногу изрядно прибил.
– Ну, это горе еще не горе! – успокаивающе махнула рукой девушка. – Всякую рану заживить да заговорить можно.
– Вестимо, можно, – согласился гридень. – Да кто ж ее заговорит?
– Невелика печаль, – обнадежила его попутчица. – Я и заговорю. Что ж конику-то бедолажному страдать.
– Нешто умеешь? – с некоторым сомнением взглянул на нее молодой придворный.
– Я самого деда Пихто внучка! – не без гордости заявила начинающая разведчица. – Вдохновенного Кудесника! У нас в роду целительством всякий славится!
– Ишь ты! – восхитился ее собеседник, видимо, весьма уважавший всякую ученую премудрость. – Что ж, коли выходишь аргамака, так мы на нем до града Елдина в два счета домчим. Иным же случаем, почитай, и до вечерней зорьки не поспеем. Под открытым небом ночевать придется.
– Не придется, – заверила его Оринка, подходя вплотную к скакуну и легким движением кладя ему на лоб промеж ушей свою маленькую ладошку.
Уныло ковылявший конь тотчас замер как вкопанный, будто готовясь занять место в Музее мадам Тюссо, а Оринка, склонившись к его сбитой ноге, зашептала чуть слышно – так, что нам едва было различимо в наушниках.
– Девица-мартуница, чистая водица. Что утекло – назад возвратится. Камень – во прах, прах в живу, жива в тело. Развейся, хворь навья, сгори боль явья, унесись ветрами в чисто поле за бел-горюч камень, за остров Буян, в Полканий край. Вплетись навеки в косу старого Тузла до крайнего дня, до урочного часа.
Уж и не знаю, насколько подобная магическая ветеринария была бы действенна в наших краях, но здесь, где феи являлись сотрудницами Волшебной Службы Охраны, а драконы с арбалетчиками на борту патрулировали рубежи великих держав, почему бы и не подействовать на конскую ногу этому бессвязному словесному потоку.
