Анатолий Нейтак - Падшая звезда
— Что-то я не пойму, в чём разница между стоимостью и ценой? — нахмурилась уже Дъяум Бочка. — Я, видимо, недостаточно хорошо знаю энгастийский…
— Нормально ты его знаешь, — успокоил подругу Кубышка. — Просто ты с таким не сталкивалась, вот и всё. А дело тут простое. Стоимость бывает у раба или у иного имущества, и она легко пересчитывается на монеты. Сколько за вещь отдали или получили, такова и её стоимость. А цена бывает только у свободного существа. Можно обратиться к продавцу: сколько это стоит? И можно спросить раба: сколько ты стоишь? Но свободного надо спрашивать иначе: высоко ли ты себя ценишь? И свободный может отдать часть своей свободы, но никогда не отдаст по доброй воле сразу всё, без остатка. Таким образом, цена не только финансовое, простое и линейное понятие — к тому же понятие не внешнее, а внутреннее.
— Спасибо, Кубышка, — сказала Терин. — Очень точное, можно даже сказать, элегантное объяснение. Я бы затруднилась подобрать такие наглядные формулировки.
— Вообще-то это не мои формулировки. Я нашёл их в комментариях к одному высказыванию, касающемуся как раз различия стоимости и цены…
— Давайте не будем отвлекаться, — сказал Кйеррис. — Итак, четыре года назад ты оказалась в храме Пятиокого, причём не по своей воле.
— Верно. Но до поры мне там почти нравилось. Даже свои первые шаги как ведьма я сделала именно в храме. А потом… — Терин ощутимо заколебалась. — Потом я предпочла бежать. И меня поймали. Но вернуть в храм не успели, потому что очень вовремя подоспела… помощь. Мои более отдалённые родственники, чем отец, решили, что мне больше нечего делать во власти Пятиокого. И так я оказалась здесь, в Энгасти. С перспективой начать новую жизнь.
— За новую жизнь! — почти скомандовал Стрелок. И они выпили за новую жизнь, а потом за неё же хорошенько закусили.
Закончив со своей странной откровенностью, Терин как-то незаметно вернулась к роли, уже знакомой Кйеррису по их первому совместному застолью. Если бы не её интонации, выражение лица и жесты, не содержащие ни следа властности, аккуратные уколы её вопросов походили бы на мягкий допрос. Вот только девушка слишком хорошо умела слушать, чтобы её собеседники, особенно под хмельком, замечали, что игра, по сути, идёт в одни ворота.
Стрелок в основном молчал, слушал… и восхищался.
В Терин не было даже намёка на вежливое равнодушие — лишь искреннее внимание. Даже благоглупости она выслушивала без малейшего неудовольствия. Никаких оценок! Обычно ведь бывает как? Сидит человек, кивает, поддакивает. Вдруг слышит нечто, не совпадающее со сложившимися у него представлениями — и всё. Никакого больше поддакивания. В случае дурного воспитания тут же на повышенных тонах вываливается "правильное", то есть его личное мнение. Хорошо воспитанный человек не преминет высказать своё мнение спокойно и вежливо. Но на этом разница меж грубияном и ревнителем этикета, увы, исчерпывается.
Даже если "правильное" представление приходится глотать (например, когда непроходимую чушь с умным видом порет вздорное начальство), о том, чтобы скорректировать свою точку зрения, речи всё равно не идёт. Вслух ли, молча ли, но никто не подвергнет сомнению постулаты своего внутреннего мира по доброй воле.
А вот у Терин эти постулаты словно вовсе отсутствовали. Вернее, определить их без чтения мыслей вряд ли удалось бы. Она выслушивала с равным заинтересованным вниманием любые, в том числе противоположные по смыслу высказывания. Создавалось ощущение, что чужие мнения для неё — кусочки огромной, непредставимо сложной головоломки. Или мозаики. А как-то выделять или, тем паче, отбрасывать "белые" кусочки только потому, что в данный момент складываешь "чёрные", или наоборот — несусветная глупость.
Горячие, колючие, режущие, хрупкие, взрывоопасные, бесформенные и все прочие разновидности мнений, так или иначе, могут быть пущены в дело. Подумаешь, глупость! Именно глупостями руководствуется немалая часть окружающих (говоря прямо, глупостью руководствуются чаще, чем мудростью: последняя — товар штучный). А раз так, глупость заслуживает самого пристального внимания. Многие ли думают точно так же ошибочно? Как эта ошибочность сказывается на восприятии мира? Как она отражается или может отразиться в словах, поступках, мыслях?
И так далее, и так далее — до бесконечности.
Стрелок привык считать себя умным, тонко чувствующим и понимающим собеседником. Но состязаться в уме с Терин? Даже не смешно. Всей его тонкой чувствительности едва хватало, чтобы заметить её ещё более тонкие манипуляции. И, может быть, отчасти сохранять иммунитет к её почти магическому обаянию.
А застолье катилось своим чередом. Бочонок с вином понемногу пустел. И так как опустошали его в основном трое из присутствующих — Кубышка, Дъяум Бочка да Лойд Стаксель — в некий момент почти трезвые Кйеррис и Терин переместились чуть подальше от них, с кухни в столовую.
— Ловко. Очень ловко.
— Ты о чём? — изобразила удивление хозяйка дома. Или в самом деле удивилась… пойми её!
— Да о друзьях-товарищах. Завтра они, наверно, и не вспомнят, как ты их выпотрошила.
— Я никого не потрошила. Я просто их слушала… внимательно.
— Ну да. Только я до сих пор что-то не встречал никого, умеющего ТАК слушать.
— Послушай, Стрелок, чего ты от меня пытаешься добиться?
— Я? Да ничего. Просто на тот случай, если ты этого вдруг не заметила, скажу вслух: я тобой восхищён. На моей тихой патриархальной родине, далёкой от столицы и других больших городов, таких, как ты, просто не бывает.
— Вот как? Я огорчена.
— Чем же?
— Да тем, что, раз ты меня так легко раскусил, до истинного мастерства в ведении беседы мне ещё расти и расти.
— Хочешь сказать, истинное мастерство должно быть незаметным?
— А разве нет?
— Здесь нельзя ответить однозначно. Мне кажется, в искусстве общения есть два полюса. Великий оратор умеет высказаться так, что никто не может ни перебить его, ни усомниться в справедливости его высказываний. По крайней мере, пока продолжается речь. Ну а великий слушатель… рядом с ним даже робкий заика становится интересным собеседником.
— Любопытное мнение. Но я читала и другое: никаких особых полюсов нет, а есть просто мужской стиль разговора и женский. При этом они складываются в единое полотно, как суша и море вместе складываются в единый мир.
— Ага. Вот только общая площадь суши меньше, чем общая площадь океанов.
— Ну так и женщины в целом более говорливы, чем мужчины.
— По тебе этого не скажешь!
Терин усмехнулась — как показалось Кйеррису, вполне искренне.
