Элеонора Мандалян - Принцесса тьмы
Они двигались то по горизонтальной, то по резко наклонной плоскости, иногда преодолевали узкие и очень крутые ступени. Степану было невыносимо страшно. Страх усиливало чувство полной беспомощности. Он не понимал, что с ним происходит, что случилось с его глазами, которые вдруг отказали ему. Ведь такой абсолютной тьмы, он был уверен в этом, в природе не существует. Даже в самую глухую ночь где-нибудь да блеснет огонек фонаря или жилища, пробьется сквозь завесу туч лучик хоть одной звезды. Но чтобы совсем ничего. Да так просто не бывает. И люди не могут передвигаться в такой кромешной тьме, не используя света.
Степан вспомнил вдруг о своем фонарике. Сунул руку в карман, но его там не оказалось. Это было для него еще одним потрясением. Крушением последней надежды на спасение.
Его обострившийся слух начал улавливать шорохи уверенных легких шагов - впереди и позади него, справа и слева. И временами тоненький, едва различимый свист. Будто где-то вдалеке чьи-то пальцы трогали певучую пилу. Здесь явно было нечто большее, чем умение ориентироваться в темноте. Ведь ни одно его движение не оставалось незамеченным - он бы сказал, его ни на секунду не выпускали из “поля зрения”. Но о каком зрении могла идти речь, если... если, конечно, непроглядная тьма не следствие его собственной беды.
Не выдержав непосильного напряжения, длившегося уже много часов, мозг Степана отключился, погрузившись в полное бездумье. И теперь он, как робот, лишь механически переставлял ноги, подстегиваемый невидимыми тиранами.
Наконец, “марафон” кончился. Его развернули за плечи и втолкнули куда-то так резко и грубо, что, потеряв равновесие, он полетел лицом вниз... Но не расшибся. К его удивлению, руки наткнулись на что-то мягкое, спружинившее под его тяжестью. Он прислушался. Шороха шагов и характерного посвистывания больше не было. Не было слышно вообще ничего. Жуткая, рождающая отчаяние тишина сдавила уши, сердце, грудь. Степан понял, что оставлен в одиночестве.
Он еще раз обшарил все карманы в надежде отыскать свой маленький, но достаточно сильный фонарик. Надежды не оправдались. Потерял или “конфисковали”? Сколько же прошло времени? Все еще ночь или уже утро? Он попытался взглянуть на часы, которые, как он знал, фосфорисцируют в темноте. Увы, слишком долго оставшись без света, они начисто перестали светиться.
- Та-ак, - проворчал Степан. - Ни фонаря, ни часов. Хоть ложись и помирай.
Чтобы понять, куда его втолкнули, он принялся пядь за пядью, шаг за шагом, наощупь исследовать помещение, имя которому темница, в прямом и переносном смысле. И вскоре понял, что находится в самой настоящей пещере, совсем крохотной, с низким, неровным сводом, с входным отверстием, не имеющим даже намека на двери, и с единственной “обстановкой” - пружинным матрацем в углу, на котором лежал толстый, на ощупь верблюжий плед.
Степан забрался на матрац и, чтобы унять нервную дрожь в теле, закутался в теплый плед. Сейчас, когда его, наконец, оставили в покое, он попытался осмыслить происходящее. Если верно то, что он в пещере, значит его уволокли под землю. Тогда становится понятным такая кромешная тьма и нестерпимая, давящая тишина. Пещера не имеет дверей. Можно было бы попытаться бежать. Он горько усмехнулся. Могильная тьма, черным саваном льнущая к нему со всех сторон, надежнее самых крепких дверей и засовов. Куда ему бежать и как, если он не в состоянии увидеть даже собственную руку, сколько не подноси ее к глазам.
Но зачем... Зачем??? они его сюда притащили? Понятно, он оказался случай-ным свидетелем их бандитского налета. Но что мешало им разделаться с ним прямо на месте, так же дико и зверски, как они это сделали со сторожами и овчарками? Вспомнив шорохи, разбудившие его, когда он задремал под прилавком, Степан понял, что неведомые грабители облюбовали эту часть универмага если не раньше, то одновременно с ним. И с самого начала держали его под наблюдением.Больше того, получается, что они спасли его от нападавших собак. И теперь вот, кажется, надумали взять его, как коллегу по воровству, в свою шайку. Силой, не спросив даже его согласия. Но он вовсе не собирается становиться вором.
Так или иначе, если его не укокошили на месте, не выдали милиции, не предоставили самому себе, а приволокли в свое логово, значит от него чего-то ждут. Значит он им зачем-то нужен. И нужен живым. Вон, даже мягкую постель выделили. И персональную берлогу.
- Ешь, - хлопнул как выстрел у самого уха короткий сухой приказ.
Именно как выстрел, потому что некто оказался вдруг совсем рядом, а Степан даже не услышал его приближения. Он отпрянул, пугаясь и негодуя одновременно. Что-то глухо стукнулось об матрац. Степан обшаривал воздух вокруг себя, пытаясь ухватить невидимку, но он уже снова был один в своей каменной темнице.
На матраце подле него лежал пакет. Он наклонился, втянул ноздрями воздух. Сглотнув набежавшую слюну, Степан попробовал наощупь определить содержимое пакета. Там лежал, судя по всему, холодный окорок и целый батон хлеба. Мощный приступ мгновенно проснувшегося голода вызвал спазмы в желудке. Не теряя больше времени, он схватил окорок в одну руку, батон в другую и с жадностью набросился на еду.
Приглашая Вадима следовать за ним, альбинос тоже зашел в подъезд Дома Правительства.
- Куда мы идем? - удивился Вадим.
- В метро, - последовал лаконичный ответ.
- В метро?!. Но тут нет никакого метро!
Не удосужившись ответить, альбинос пересек просторное фойе, сделав знак дежурному - нечто вроде “Он со мной”, обогнул парадную лестницу и направился к неприметной на первый взгляд двери. Боясь потерять его из виду, Вадим старался не отставать. Теперь этот назойливый субъект из преследователя обратился в проводника.
Они прошли через длинный коридор и спустились по внутренней лестнице на один пролет. Здесь альбинос остановился в ожидании лифта. Автоматические двери раскрылись и закрылись абсолютно бесшумно. Альбинос нажал серию закодированных кнопок, и лифт так же бесшумно снялся с места. Судя по ощущению невесомости, он был скоростной и уносил их действительно вниз. Затем последовал утомительный спуск по винтовой лестнице.
- Есть, конечно, и эскалаторы, - снизошел до Вадима его провожатый, - но это не про нас.
Вадим снова обратил внимание, как глухо и непривычно для слуха звучит его голос, будто альбинос с усилием выговаривает чуждые ему слова.
- Ничего не понимаю, - раздраженно пробормотал Вадим. - Да кто же вы, черт вас возьми? Подпольная мафия?
- Фу, как примитивно, господин ученый. - Альбинос скорчил такую гримасу, будто проглотил паука или мохнатую гусеницу.
