Роберт Сальваторе - Легенда о Дриззте: Избранные Истории
Работая над рассказом, я увидел в Энтрери человека безнравственного, не бессмертного, лишённого эмоций. Он знает лишь мрачную сторону этого мира, но умеет в нём выживать. Мы знаем, что, как правило, преступники возникают откуда-то из мрака. Тысячи книг, тысячи часов сеансов психотерапии посвящены выявлению тёмного прошлого, которое может наставить человека на тёмный путь. Думаю, это касается и Артемиса Энтрери.
Тёмные глаза юноши обшаривали окрестности. Такова жизнь — всегда в движении, всегда настороже. Он заметил шевеление слева, между двумя ветхими хижинами из дерева и глины.
Ребёнок. Играющий ребёнок, благоразумно скрывающийся в тени.
Движение справа — там женщина в глубокой нише за окном, представлявшей собой дыру в стене (никто в этом районе Калимпорта не был настолько богат, чтобы застеклить окна). Женщина стояла не шевелясь и наблюдала за ним, не догадываясь, что и он, в свою очередь, наблюдал за ней.
Он чувствовал себя хищной кошкой, пересекающей равнину, и женщина казалась ему одним из многих оленей, который надеется, что его не заметят.
Молодому Артемису Энтрери нравилось ощущение власти. Он работал на этой улице — если можно назвать улицей случайное скопление облезлых лачуг, разбросанных по разбитому повозками полю — уже более пяти лет, с тех пор как ему исполнилось всего девять.
Он остановился, медленно повернулся к окну, и женщина отпрянула, почуяв малейший намёк на угрозу.
Энтрери улыбнулся и продолжил инспекцию. Это его улица, сказал он себе, оглядывая место, которое объявил своим спустя три месяца после прибытия в Калимпорт.
У места не было официального названия, но теперь, благодаря ему, оно обрело индивидуальность. Теперь это был квартал, хозяином которого был Артемис Энтрери.
Какой же путь прошел он за эти пять лет, добираясь на перекладных от самого Мемнона. Артемис усмехнулся при фразе "от самого". По правде говоря, Мемнон был ближайшим к Калимпорту городом, но в бесплодной пустыне Калимшана даже до ближайшего города добираться было долго и трудно.
Но Энтрери справился, выжил, несмотря на все трудности пути, начиная от тяжёлых работ, взваленных на него жестокими караванщиками, и кончая домогательствами развратного старика, вонючего небритого тупицы, который, видимо, думал, что девятилетний мальчик…
Артемис выгнал воспоминание из головы, отказываясь следовать проторенной тропинкой памяти. Он пережил дорогу и обокрал купцов на второй день по приезду, когда узнал, что они взяли его с собой лишь для того, чтобы продать в рабство.
Не стоило вспоминать и ужасы, которые заставили его сбежать из родного дома. Он до сих пор чувствовал смрадное дыхание отца и дяди, как и того развратного старика.
Боль воспоминаний уступила место ненависти, в тёмных глазах заблестела сталь, на руках напряглись точёные мышцы. Он смог. Остальное не в счёт. Это его улица, безопасное место, где никто не смеет ему угрожать.
Артемис возобновил наблюдение за своей территорией, изучая глазами окрестности. Он видел каждое движение и каждую тень — он был хищной кошкой, выискивающей скорее добычу, чем угрозу.
Он невольно издал пренебрежительный смешок, глядя на великолепие своего "королевства". Его улица? Только потому, что ни один другой вор не подумал взять её себе. Артемис мог трудиться шесть дней подряд, обворовывая каждого пьяницу, коих немало валялось в грязи в этом обнищалом районе. Но при этом ему едва удавалось наскрести монет, чтобы прилично поесть на седьмой день.
Всё же, для беспризорника этого было достаточно. Все эти годы уличное ремесло кормило и поддерживало в нём гордость. Теперь он был молодым человеком четырнадцати лет — или почти четырнадцати. Артемис не помнил точно дату своего рождения, помнил только, что это было перед коротким сезоном дождей, когда обстановка дома была не так ужасна.
И снова молодой человек выкинул из головы нежелательные мысли. В конце концов, ему всего четырнадцать; как бы в подтверждение этого он посмотрел на своё прекрасно тренированное, гибкое тело весом чуть менее шестидесяти килограмм, каждый сантиметр которого был покрыт тугими мышцами. Всего четырнадцать, а он уже горд за себя — и по праву! — потому что выжил, преуспел. Он осматривал свою улицу, свои владения, и его маленькая грудь вздымалась. Даже старые пьяницы боялись его, обращаясь к нему с должным уважением.
Он это заслужил, и все в этом маленьком квартале Калимпорта, состоящего из тысячи таких маленьких трущоб, сгрудившихся вокруг беломраморных, отделанных золотом купеческих дворцов, уважали его и боялись.
Все, кроме одного.
Новый бандит, молодой человек, вероятно на три-четыре года старше Артемиса, объявился в начале декады. Не спросив разрешения у Артемиса, он начал грабить бродяг и даже являться в дома при свете дня и терроризировать жителей. Пришелец заставлял "подопечных" Артемиса готовить ему еду или предоставлять другие "лакомства".
Это злило Артемиса больше всего. У Артемиса не было ни любви, ни уважения к простому народу его "королевства", но он встречал людей, подобных этому бандиту и раньше — как в своём ужасном прошлом, так и в тревожных ночных кошмарах. По правде сказать, места на улице двум головорезам хватало. За пять дней, проведённых здесь новоприбывшим, они с Артемисом даже ни разу не встретились. И, конечно, ни один из несчастных информаторов Артемиса не просил защиты от новой напасти. Никто из них не осмеливался даже заговорить с юношей, если тот сам не спрашивал.
Но оставался ещё вопрос чести, и он не терпел отлагательства.
Артемис выглянул из-за угла хижины, осматривая грязную улицу.
— Точно по расписанию, — прошептал он, когда пришелец показался на другом конце относительно прямой дороги. — Предсказуем.
Артемис презрительно скривил губы. Предсказуемость — это слабость. Надо запомнить.
У бандита, как и у самого Энтрери, были тёмные глаза и чёрные, как воды Кандадского Оазиса, волосы. Их чернота была столь глубокой, что отливала всеми цветами радуги. Уроженец Калимшана, решил Энтрери. Вероятно, человек не сильно отличался от него самого.
«Какое мучительное прошлое толкнуло захватчика на его улицу?» размышлял юноша. «Нет, никакого сочувствия!» одернул себя Артемис. «Жалость приводит к смерти».
Сделав глубокий вдох, он вновь сосредоточился и стал равнодушно смотреть, как пришелец повалил на землю шатающегося старика и рывком сорвал у несчастного потёртый кошелек. Очевидно не удовлетворившись скудным содержимым, молодой человек оторвал полусгнившую доску от ближайшей лачуги и с размаху ударил бедолагу по лбу. Старик жалобно заскулил, но бандит ударил снова, разбив ему нос. Старик стоял на коленях, по лицу текла алая кровь. Он плакал и умолял, но получал удар за ударом, пока не уткнулся разбитым лицом в грязь, заглушившую его всхлипы.
