Сергей Волков - Пастыри. Черные бабочки
Вот такие, в общем и целом, дела.
– З-н-чит, все-т-ки с-танисты? Ш-йка? Пр-блудные? Д-икие? Да? – У Яны в глазах зажегся профессиональный ментовский огонек.
– Может быть, может быть... Но даже в этом случае я бы вас не грузил, – Громыко снова разлил коньяк, но пить не стал. Покрутив в руках стакан, он решительно отставил его в сторону:
– Попросил я у Вани данные на убиенных и начал рыть. Все они очень разными людьми оказались, ну просто совсем разными! Тут тебе и бизнесвумен, и бухгалтерша, и дизайнер, и моряк дальнего плавания. Даже уголовник один затесался, рецидивист! Жили эти люди в разных городах страны нашей необъятной, друг с другом вроде не общались, однако всех их судьба в различное время привела в Москву, а затем – в Подмосковье, где они и закончили, так сказать, свой земной путь.
Троих перед смертью пытали, как Раменского, остальных просто убили.
– Совпадение? – высказал предположение граф, – или все же у этих несчастных господ и дам было что-то общее, объединяющее?
– А-ул-ики? У-лики-то есть? – вклинилась Яна.
– Слушайте дальше, – Громыко снова раскрыл папку, пошелестел бумагами. – Значит, по уликам: кроме буквы «г» на лбу и предположительно схожих орудий преступления – заточки, ножей каких-то чудных самодельных, тесака острющего, особо ничего и нет. Ну так, мелочи – там нечеткий след ноги, тут размазанный палец, в картотеке не значащийся... Глухо, короче. По заключению экспертов, убийц от трех до пяти человек. Необычайной физической силы люди и скрытные очень. Самое главное – ни одного свидетеля нет! Во всех девяти случаях никто ничего не видел, хотя одно убийство произошло вообще на оптовке в Талдоме, в туалете рыночного кафе! И официантки, и посетители видели потерпевшего, моряка того самого, дальнего плавания. И даже как он в туалет зашел, видели. А спустя минут десять его там и нашли – кишки наружу, дырка в сердце. И буква «г» на лобешнике.
– Ну не призраки же это все сделали! Чертовщина какая-то! – не выдержал Илья.
– Именно что чертовщина, Илюха! – Громыко скривился. – Теперь внимательно слушайте, к главному подхожу.
У всех потерпевших в биографии есть только два маленьких, ничтожных объединяющих эпизодика. В одна тысяча девятьсот восемьдесят замшелом году все они, все девять, работали в некоем пионерском лагере. На разных должностях, в разные смены, но работали! Это – раз!
И у всех у них за какое-то время до того, как они оказались в Подмосковье, в жизни начали случаться неприятности. Да чего там – неприятности, бляха-муха, жизнь начала рушиться! Конкретно, такая непруха навалилась – только держись! Это – два!
Громыко шумно выдохнул и опрокинул стакан. Пока он закусывал пряником, за столом царила напряженная тишина.
– М-да... – протянул наконец граф и покачал головой. – Дело и впрямь попахивает вмешательством потусторонних сил. А карта с отметками мест убийств у вас есть, Николай Кузьмич?
Громыко молча вытащил из папки и протянул Торлецкому пятнистый кусок карты Московской области, покрытый красными кружками и стрелками. Граф, Яна и Митя склонились над ним, разглядывая зловещий многоугольник.
– Лагерь... Пионерский лагерь... – задумчиво пробормотал Илья, что-то припоминая.
– Илюха, ты чего? – не понял отставной майор. – Да не ломай ты голову, мы весь этот лагерь проверили на сто рядов. Был, был там какой-то инцидент, дети в тайге пропали, с концами. Первое, что на ум приходит, – месть родителей. Но они, родители эти несчастные, тут ни сном ни духом! Во-первых, многих уже и в живых-то нет, кто спился, кто руки на себя наложил, кто в аварию попал, а во-вторых, у всех ныне живых алиби стопроцентное – не было их в Подмосковье в последние годы. Сто пудов – не было...
– Почему вы так уверены, Николай Кузьмич? – оторвался от карты Торлецкий.
– Да потому что все они живут в городе Иркутске и Иркутской области, – махнул рукой Громыко, и закончил: – И вот когда вся эта жуть мистическая навалилась на меня, позвонил я знакомцу одному, из бывших гэбэшных волков. Он консультантом в бригаду ту межведомственную вошел, кстати. Встретились мы, посидели, выпили. Я ему в общих чертах тему обозначил, а он мне в ответ: «Существуют вещи, ни объяснить, ни бороться с которыми мы не в состоянии. Этот случай – из такого ряда. Здесь чужая воля. И чужой разум. Лучше не трогать этого. Мы все воображаем себя охотниками, а на самом деле всего лишь улитки, что выползли на рельс. Поезд пройдет – и уцелеют лишь те, кто не успел залезть повыше. От остальных ничего не останется. Совсем. Понимаешь?»
И это не капитанчик какой-то, а целый отставной генерал Комитета государственной безопасности Советского Союза мне сказал, понимаете? Вот тогда-то я и напил...
– Точно! Точно – Иркутск!! – вдруг заорал Илья, вскакивая, – а лагерь назывался «Юный геолог», так?!
У Громыко вытянулось лицо:
– Ну, так... А ты-то отку...
– Я вспомнил! Вспомнил! – снова перебил его Илья. – Зава, ну, то есть Вадим Завадский, мне рассказывал перед отъездом в Лондон. Мы с ним тогда еще поссорились... Короче, Пастыри эксперимент проводили. Там, в Сибири, прорыв Хтоноса случился, так они несколько высших марвелов использовали, чтобы какой-то темпоральный перенос осуществить. Но чего-то там не сложилось или наложилось одно на другое... В общем, дети пропали бесследно.
– Мать-твою-в-три-бога-душу! – грохнул Громыко кулаком по столу. – Пастыри! Я так и знал, в-рот-пароход...
* * *– Нет, ну не Пастырские это методы! – кипятился Илья, стуча кулаком по столу. – Они бы памяти лишили, в дурку определили или еще какую пакость сделали. А резать, измываться – тут Хтоносом попахивает. Гадом буду – кубло там, поблизости. Вот на что хотите поспорю...
Давно остыл самовар и опустела бутылка «Реми Мартин». В гостиной графа Торлецкого бушевали страсти.
– Мозги скрипят – аж слышно! – откомментировал происходящее Громыко.
– Только толку нету, – мрачно поддакнул Митя и тут же процитировал: – «Благородный муж собьет масло даже из воды».
Версий и гипотез за час напридумывали кучу, но все они не выдерживали критики. Самый простой и верный путь, позволяющий найти хоть какую-то зацепку в этом запутанном деле, предложил сам Громыко:
– В лагере том пионерском, ети его в душу, персонала было пятнадцать человек. Где девять – мы все в курсе. Из шести оставшихся четверо умерли своей смертью в разные годы, от старости, от болезней – проверено. Один утонул, давно, в девяносто первом. Там тоже все чисто.
– Получается – остается один-единственный, как у вас выражаются, фигурант? – спросил Илья.
– Угу, – кивнул Громыко. – Его пробивали уже. Это некто Бутырин Василий Иосифович, 1965 года рождения, русский, несудимый, в прошлом школьный учитель, географ. В начале девяностых отложил он указку и тряпку, сморкнулся и двинул в бизнес. Успешно двинул, аж завидки берут. Создал фармацевтическую фирму, вышел на западных производителей, заключил дилерские контракты и развернулся по полной программе.
