Майкл Стэкпол - Глаза из серебра
– Я ваш должник. Всегда с удовольствием пользуюсь вашим гостеприимством.
– Ты свой долг оплатил, когда принимал у себя мою Талию.
– Принимал с большим удовольствием, ваше величество, и надеюсь, не в последний раз. – Арзлов поклонился и последовал к выходу за бочкообразым слугой.
Тасир подождал, пока стихнет эхо их шагов, и только тогда взглянул на дочь:
– Не очень доверяешь князю Арзлову, верно?
– Да, папа. Он, конечно, любезен и галантен, но, однако, спит и видит сесть на твой трон.
– Дочка, ты всегда говорила, что он обижен на нас, разочарован в жизни, но вот сейчас мы лишили его возможности захватить Гелор самым простым и быстрым способом, а никакого разочарования мы в нем не заметили.
– Значит, папа, он уже продумал новый способ войти в Гелор. – Наталия покачала головой. – Еще бы ему не быть разочарованным. В нашей империи девять провинций, и посты такарри каждой провинции отданы всем девяти нарашалам, участвовавшим в войне с Фернанди. Василий Арзлов больше всех сделал для того, чтобы прогнать из Крайины Фернанди и его двор, больше, чем добрая половина твоих нарашалов, и что? Назначен правителем округа Взорин! Чтобы стать такарри, ему надо сделать нечто такое, чтобы тебе пришлось дать Взорину статус провинции. Присоединить к империи Гелор и Гелансаджар – этого хватит?
– Да.
– Значит, он не остановится ни перед чем ради этой цели.
По лицу тасира медленно расползлась улыбка, глаза его сверкали озорством и весельем.
– Талия, малышка, все, что ты сейчас сказала, ровно так же относится и к твоему Григорию Кролику, но ему-то ты доверяешь.
Наталия удержала мгновенное желание возразить и задумалась. В войне с Фернанди Григорий был амбициозен не меньше, чем Арзлов. Ей было тогда всего шестнадцать лет, она прекрасно помнила, как старался блестящий офицер-кавалерист произвести на нее впечатление. Но в то время при дворе она была увлечена другим, и поэтому холодно отклонила ухаживания Григория.
Кролик вернулся с войны изменившимся и немного отрезвленным. Пришел ее навестить, рассказать о тех, кто пал в сражениях с Фернанди. Наталия, бессознательно накручивая на палец прядь своих черных волос, вспоминала Григория на той встрече – грустного, печального.
Гордый высокомерный офицер остался там, на поле боя. Ушла внешняя бравада человека, еще не повидавшего жестокостей войны и безнравственности воинов в условиях близкой смерти. Теперь перед ней был зрелый человек, который с годами стал для нее очень привлекательным. За те три года, что 137-й полк медвежьих гусар стоял в Муроме, они с Григорием стали любовниками.
– Тщательно выбирай слова, дочка. Когда ты вот так крутишь локон на пальце, я знаю – ты обдумываешь, в какой форме передать мне свои мысли.
Наталия улыбнулась и, покраснев, отбросила локон:
– Да, Григорий был амбициозен, но после войны он стал спокойнее.
Тасир посерьезнел:
– Это война научила его сдержанности или ты для него – средство взойти на мой трон?
– Нет, папа, ты не прав. – Наталия отпрянула, уязвленная этим вопросом. – Я твой девятый ребенок, четвертая тасота. Все знают твои предпочтения в вопросе наследования. Обе сестры старше меня – замужем за такарри, у братьев серьезная опора среди такарри, так что шансы унаследовать трон у моего мужа будут минимальны. У Григория одна амбиция – послужить тебе и Крайние, он даже готов принять смерть, защищая тебя.
Тасир, сдаваясь, поднял обе руки:
– Согласен, согласен, и про Григория, и про Арзлова. Мне кажется, что в месяце белле или темнеете ты надумаешь навестить Григория Кролика во Взорине. Тебе там понравится, и ты пробудешь там один-два месяца, а когда вернешься, расскажешь мне все, что узнаешь, согласна?
Она почувствовала, что краснеет от одной мысли – ехать к Григорию во Взорин. Последняя поездка была просто волшебной. Конечно, хорошее, как известно, не повторяется, но она надеялась на лучшее.
Конечно, для тебя, папа, я все сделаю, но только потому, что это в интересах нашего народа.
И от выполнения своего долга не получишь никакого удовольствия, а, Тальюшка?
Никакого, папа, если для сохранения в тайне истинной цели моей поездки мне не придется развлекатся. Если не будет альтернативы.
Глава 5
Замок Вулфсгейт, Ладстон, Чидкастор, Илбирия, 16 ценсуса 1687
Принц Тревелин преклонил колено у кромки серого ковра, проложенного через всю комнату аудиенций к трону его отца. Он продвигался медленно, даже торжественно, этим выражая уважение к человеку, сидевшему на троне, и различным институтам, которые он воплощал собой.
И еще, – сказал себе принц, – от стыда за столь длительное отсутствие». Принц не впервые представал перед отцом, но вид святого Мартина всегда производил на него сильное впечатление, даже если смотреть на него из дальнего конца комнаты. Фигура святого представляла собой:у массивного каменного кресла, святой поддерживало кресло так же, как мартинистская церковь поддерживает правительство. Фигура святого, выполненная из ого гранита, спокойная и мощная, руки его простерты в приветственном жесте, охватывала взглядом у всю комнату, как будто здесь собрались все любимые члены его личной паствы.
Два каменных волка, каждый высотой до середины бедра святого Мартина, обрамляли кресло, образуя его подлокотники. Волки вырезаны из того же серого гранита, что и сам замок Вулфсгейт, и казалось, что они вырастали прямо из пола. Ребенком Тревелин считал волков частью замка – физическим воплощением воинской и духовной природы замка Вулфсгейта и человека, который с этого трона управлял Илбирией.
К шее одного волка на золоченом поясе был подвешен меч в ножнах, к плечу другого прислонен позолоченный пастуший посох. Меч и посох, соответственно, воплощали собой политическое и духовное руководство короля Ронана народом Илбирии. Ронан правил именем Господа, благословением Айлифа и под охраной Божественного Волка, его временная земная власть отражала милость Бога к нему, к его роду, его нации. Меч и посох ставились у трона, когда король Ронан отправлял свои официальные функции, так что хоть придворные и отсутствовали, Тревелин все равно понял, что отец вызвал его по государственному вопросу, а не из светской любезности.
«Значит, он готов официально обсуждать то, о чем мы вели переписку в последние месяцы».
Пройдя вперед, он узнал старшего брата, кронпринца Эйнмира, и маркиза Малборо, Джона Веллесли, стоявших в присутствии его отца. Зачем тут Малборо – понятно, он советник отца по международным вопросам, а почему тут его болезненный братец?
«Совсем недавно Эйнмир лежал в постели, сваленный тяжело протекающим заболеванием – черной малярией. Напрасно он встал так рано».
