Брендон Сандерсон - Душа императора
Каждый человек — загадка.
Именно так объяснял Тао — её первый наставник. Воссоздатель не просто мошенник или шарлатан, а художник, рисующий людскими переживаниями.
Дурить людям головы мог любой оборванец с улицы. Воссоздатель же стремился к более величественным высотам. Обычные мошенники туманили человеку глаза, а потом сбегали, до того как обман раскроется.
Воссоздатель должен был сотворить что-то настолько совершенное, настолько прекрасное и реальное, чтобы порожденное им даже не подверглось сомнению. Как густой лес насыщен травами, кустами, цветами и замысловато переплетающимися лозами, так и человек — полон самых разных эмоций и желаний, каждая из которых борется в нём, конфликтуя с другими подобно кустам роз, сражающимся за клочок земли.
«Уважай людей, которых обманываешь, — учил её Тао, — крадя у них достаточно долго, ты начнешь понимать их».
Шай не просто работала, она писала правдивую книгу жизни императора Ашравана. И эта книга в своей правде превзойдет все те хвалебные оды, написанные императорскими писцами. Она затмит труд самого императора о собственной жизни. Такова её правда.
Шай медленно пробиралась сквозь тернии, постигая характер Ашравана, собирала общую картину по кусочкам, подобно мозаике.
Как и считал Гаотона, император был большим идеалистом. Сейчас, перечитывая его ранние записи, эта черта характера стала ей очевидна, в частности в том, как осторожно и беспокойно писал он об империи; и в своём обращении со слугами. Была ли империя чудовищной? Нет. Прекрасной? Тоже нет. Империя просто была.
Люди страдали, но терпели небольшой произвол, творимый тиранией. Привыкли и к повсеместной коррупции — как к чему-то неизбежному. Выбор невелик: либо принять порядок вещей таким, какой он есть, либо жить в полной непредсказуемости и неведении.
Великих откровенно поддерживали. Когда они поступали на государственную службу — престижную, денежную — с взятками, связями; профессиональные и личностные качества отходили на второй план. А настоящих тружеников, крестьян и торговцев империя обирала до нитки, тысячью жадных рук.
Всё это ни для кого не секрет, но Ашраван мечтал изменить такие порядки. Поначалу…
А потом? Собственно, ничего особенного не случилось. Поэты, возможно, в своих стихах укажут лишь на один изъян в характере Ашравана, который и привел его к провалу. Но… как человек одержим множеством эмоций, так и изъянов в нем — не один. И если Шай вдруг решит заложить в основу печатей единственный недостаток характера, то получится не человек, а посмешище.
«Неужели, надежда только на это? Может быть, — думала она, — действительно, стоит воссоздать одну подлинную черту, с которой он будет действовать справедливо. Вполне сойдет, чтобы одурачить двор. Не получится, правда, обмануть приближённых».
Возможно, такая затея и выгорит: сделать его как декорацию на театральной сцене. Макеты, на время пьесы, могли сойти за реальные объекты. Серьезной проверки им, конечно, не выдержать. Такая задача вполне осуществима. Наверное, ей стоит убедить арбитров, что подобный путь наиболее приемлем. Пускай у них будет свой император-марионетка, который выступает на официальных встречах, а затем исчезает. Такое поведение всегда можно объяснить тяжелым состоянием здоровья. Шай способна сделать такое. Но она поняла, что не хочет. Это скучно и примитивно. Пускай так работает уличный воришка, живущий сегодняшним днем, а работы Воссоздателя выдерживают долгие годы.
Сделать настоящего, живого Ашравана — настоящий вызов её талантам. Она поймала себя на мысли, что действительно желает дать Ашравану жизнь. Или сделать всё возможное для этого.
Шай прилегла на кровать, уже переделанную в удобную; с красивыми колоннами, балдахином и мягким одеялом, и задернула шторы. Охранники весь вечер играли в карты за её столом.
«Почему ты заботишься о том, чтобы вернуть Ашравана к жизни? — подумала Шай. — Арбитры убьют тебя прежде, чем ты даже сможешь посмотреть, получилось ли. Спасение должно быть твоей единственной целью».
И всё же… сам император. Почему Шай решила подменить Лунный Скипетр? Потому, что о нём знают все; это самая знаменитая реликвия империи. А Шай мечтала, чтобы её работа лежала на самом почетном месте, созерцаемая всеми, в грандиозной имперской Галерее.
Но то Скипетр. Сейчас же она работала над чем-то совершенно непостижимым. Интересно, хоть кто-нибудь из Воссоздателей проделывал подобное? Воссозданная копия на самом Троне Роз…
«Хватит, — сказала она себе, на этот раз решительнее. — Не увлекайся. Это гордыня. Нельзя ей поддаваться, нельзя…»
Шай открыла последние страницы своей книги. Там, где зашифрован разработанный план побега, посторонний увидит обычный словарик: имена, названия…
Как-то на днях прибежал Клеймящий, весь запыхавшийся от страха, что не успеет обновить печать. От него разило крепким алкоголем. Да, дворец был к нему действительно гостеприимен. Ах, если бы она могла каким-то образом сделать так, чтобы он пришел утром как можно раньше, и тем же вечером, напился…
Клеймящие Кровью жили на болотах, в земле Джамар, и тесно граничили с народом Бойцов, обитавших в прилегающих горах. Так сложилось, что два народа не питали большой любви друг к другу. Эта взаимная ненависть, уходя корнями в глубокую древность, была гораздо сильнее их преданности империи.
Некоторые Бойцы из её стражи заметно кривились, стоило только Клеймящему появиться на пороге. Шай решила завести с ними дружбу, бросая случайные шутки и отпуская небольшие ремарки, подчеркивая сходство между ней и стражниками.
Бойцам было запрещено разговаривать с Шай, но шли недели, она только и делала, что копалась в книгах да болтала со старыми арбитрами. Охранники заскучали, и ими стало легко манипулировать.
В распоряжении Шай было много камней души, и она воспользуется этим. Но чаще всего простейшие методы были действеннее. Люди всегда ждут, что Воссоздатель применит печати. Великие навыдумывали много историй о тёмном колдовстве, о Воссоздателях, размещавших печати на стопе человека, пока тот спал, тем самым меняя его индивидуальность. Поражая и насилуя разум.
«Правда в том, что печать души для Воссоздателя — последнее средство. Слишком уж легко её обнаружить. А вот за свои знаки сущности, напротив, я отдала бы сейчас даже правую руку…»
Она едва не поддалась искушению вырезать новый знак для побега. Конечно, они будут ожидать нечто подобное, да и сложно незаметно проделать сотни тестов, чтобы заставить его работать. Если она будет испытывать знак на своей руке, об этом сразу же доложат охранники, а на Гаотоне он и вовсе не заработает. Использовать же непроверенный знак сущности… да уж, не очень удачная затея. Нет, даже задействовав печати души в своём плане побега, она будет больше полагаться на традиционные уловки.
